— Нет. Мутит? — задал я вопрос, кивнув на конфеты. — Может, зря в травмпункт не пошёл?
— Не, нормально, — ответил он, но я видел — врёт. Чувствовал себя Ботаник как минимум паршиво, это было видно невооружённым глазом, а выглядел ещё хуже: ободранная щека, распухшая скула, заплывший глаз.
— А в Турочаке я хочу кумыса попить. Там же верблюды есть?
— Там бараны… будут, когда я тебя привезу.
— В смысле? — Напарник не понял подначки. — Какие бараны?..
— Да такие, как ты — учёные. Какие, на хрен, верблюды в Турочаке? Там же тайга! С Кош-Агачем попутал? Сейчас в Бийске тормознём у любого магазина, купим кумыс, если душа у тебя просит. Зря вчера водки столько выжрал.
— Да не, я так-то ничё, не с похмелья. Просто мутит немного и голова кружится. Скорее бы приехать. Слушай, Яков, может, и вправду через Турочак рванём?
— Ботаник, я вот не пойму, а ты куда-то торопишься? Поедем медленно, ты мне бумажки почитаешь, которые тебе Сорокин скинул. Или так расскажешь, ведь сам наизусть уже выучил, насколько я тебя знаю. А заодно подумаешь о том, какая после дождей дорога от Турочака, на левом берегу Бии. И если у тебя нет хорошего вездехода, желательно, армейского, то топать нам придётся своими ножками, с поклажей на плечах.
— Нормальная там дорога, до Сёйки рукой подать. Я на сайте смотрел, так они там уже и производство вроде наладили, дорогу на Кузбасс отсыпают. Да я ж вчера тебе весь вечер талдычил!
— Эх, Петро, Петро, не быть тебе никогда держателем общей кассы, — я рассмеялся, понимая, какой ценный совет дал мне Пал Палыч, когда порекомендовал придерживать Ботаника. — Ты какой «Весёлый» имеешь в виду? Уж не «Весёлый-Сёйка» ли? И вопроса, как там пикотехнологии опробовать, у тебя точно не возникло. Ведь так?
— А ты откуда про пикотехнологии знаешь? Я же тебе ещё не читал… — он повернул лицо ко мне, а я отвернулся, сделав вид, что смотрю на дорогу, чтобы не рассмеяться, так нелепо смотрелся он с синяками и ссадинами. Вот сколько раз, глядя на своего учёного друга, думал, что драться ему точно никогда не приходилось. — Не могу понять, Яков, как тебе удаётся все новости раньше всех узнавать?
— Мне их от Сорокина сорока на хвосте приносит, — хохотнул тот в ответ. — А с навигацией дружить надо. Ты же, Ботаник хренов, навигацию наукой считаешь, видимо, с географией путаешь, поэтому тебя и заносит куда ни попадя.
— Никуда меня не заносит, — проворчал Пётр. — Так куда мы едем?
— А едем мы на прииск «Весёлый», это немного в другой стороне. Прииск — хотя по бумагам он идёт как рудник. А находится он недалеко от Коргонских каменоломен.
— Каких-каких?
— Коргонских. Где порфир и яшму добывали.
Петро замолчал, непонимающе уставившись на меня. Я хмыкнул — с Ботаником всегда так, он в городе-то блудил, никогда не приезжал вовремя, путал улицы и маршруты, а здесь уж и подавно. Сейчас разразится бурной тирадой…
— Так это же совсем в другую сторону… — начал он, взъерошив льняные вихры и поправив на носу очки с большими диоптриями. Насупился, будто сам не видел в документах карту. Хотя видел, скорее всего, но не придал значения. — Я же материалы все по Сёйке поднял. Ещё удивился, что там руды-то лёгкие. И работают они там успешно. И мужичка этого подтянул — как раз по сёйкинской теме. А ты всё знал и слушал. Ты смеялся надо мной?
Не объяснять же дураку, что я его хоть и слушал, но не слышал? Думал. Думал про Аркашу, про Ваньку, про Аллочку… И про жизнь-заразу — такую свинью подложила с этим прииском!
— Короче, так, слушай команду. Бери мой ноутбук, перебирайся на заднее сиденье и изучай материалы, папка называется прииск «Весёлый». А я сейчас до Бийска, там поверну на Белокуриху, потом на Солонешное. А после решим, как ехать — через Каракол или через Усть-Кан.
— А зачем на заднее сиденье? — проворчал напарник недовольно. Но я остановил машину, кивнул назад:
— Давай шуруй. Там в сумке бутерброды, термос с кофе, так что будет чем рот занять, чтобы меня разговорами не отвлекать. И вот ещё что… если затошнит — кто знает, вдруг действительно мозги стряс — то говори сразу, остановлюсь. Ладно, за работу.
Но заставить замолчать моего зама по науке не так-то просто. Не забывая про бутерброды, он тем не менее умудрялся задавать вопросы, но чаще риторические, не требующие ответа. Просто комментировал документы, эмоционально, бурно, будто читал не сухие отчёты, а любовные письма.
За разговорами не заметил, как миновали Полковниково, проехали Троицкое. Тракт в очередной раз расширяли, ремонтировали, скорость на этих участках падала, и можно было неспешно полюбоваться на пригорки, покрытые прозрачными берёзовыми лесками. Золотые берёзы в рассветном солнце казались кружевными, но у меня почему-то всплыли воспоминания о Поломошном. Белые, звенящие на ветру деревья, листья сердечками, воздух жемчужный, сверкает перламутром — и вмиг всё это превращается в перекорёженные, опалённые коряги, торчащие из болота, а вокруг тёмный, беспощадный пихтач… Передёрнуло. Не к добру вспомнил. Вообще, чудом выбрались из посёлка пробного коммунизма, и вспоминать об этом перед новым заданием вовсе не стоит. Петруха что-то бубнил себе под нос, я не прислушивался, задумался.