Выбрать главу

Через два дня интернациональный батальон влился в полк красных коммунаров. Всегда подтянутый, Соловей сейчас был настроен особенно по-деловому, работал энергично и увлеченно. Подолгу занимался с ротными командирами, часто заходил в латышскую роту, расспрашивал, кто откуда родом, подробно беседовал с латгальцами, определял по карте маршрут на Двинск, Люцин и Режицу, записывал латышские названия деревень и хуторов. Встречаясь с бойцами, Соловей присматривался, кто как одет и обут.

По темным улицам Смоленска завывала вьюга, сдувала с пригорков сыпучий снег, грохотала жестью крыш, гудела в зубцах кремлевской стены. В такую стужу разутый солдат много не навоюет. Это беспокоило Соловья. Он пришел к командиру полка и доложил, что его батальону необходимо восемьдесят шесть пар сапог.

— Кабы только восемьдесят шесть! — грустно кивнул Царюк. — На полк требуется самое малое пар четыреста. А где их взять? Присядь, сейчас завхоз придет. Послушаем, что Мулявка скажет.

Вошел высокий мужчина в короткой шинели, в обмотках и вытертой папахе. Все лицо Мулявки было побито оспой, на месте бровей торчало несколько реденьких волосиков. Он выслушал командира полка, помолчал и спокойно ответил:

— В Москву ехать надо.

— Там для нас запасли и только тебя и ждут…

— Может, и не запасли, а дать дадут.

— Кто это тебе даст? — начал закипать Царюк.

— Товарищ Ленин даст, — ответил Мулявка.

— Ты что, с утра заложил?

— Я с Владимиром Ильичем два года в ссылке был. Знает он меня. Доложат — примет и выслушает, а если выслушает, поможет.

— Хм, а ты не сочиняешь? — смягчился Царюк.

— Что здесь сочинять, Иван Варфоломеевич. Кабы знал, где достать, разве ж посмел бы беспокоить Владимира Ильича в такое время?

— Чего же это ты раньше не говорил, что вместе в ссылке были?

— А чего хвастаться? Так что выписывайте документы, давайте пару человек в помощь. Коли повезет, так разживемся обувкой.

— Кого же тебе дать?

— Есть у меня пробивные хлопцы, — оживился Соловей. — Казначей Степан Герасимович и командир взвода Лукашевич.

— Пришли их сюда, — сказал Царюк. — И сам приходи.

Отправляя ходоков в Москву, командир полка предупреждал:

— Вы же хлопцы, на глаза там особенно не лезьте. Забот у Владимира Ильича по самую колокольню Ивана Великого, и не до сапог ему нынче. Даст — хорошо, а нет — захватите деньжат, может чем на Сухаревке разживетесь.

— Денег у меня целый мешок, — похвалился Герасимович.

— Гляди, чтобы не отобрали, — предупредил Царюк.

— А я их никогда не стерегу, товарищ командир. Захожу в вагон и бросаю под лавку. Кто-нибудь спросит: «Чего это ты, солдатик, напаковал?» «Бланки, — говорю, — плечи оттянули. Война тянется, а тыловые крысы канцелярию разводят».

— Ой, хлопче, гляди, чтобы не отыскался кто хитрее тебя. Держитесь товарища Мулявки. Он человек тертый. Что скажет, выполняйте.

Посланцы в Москву повернулись и вышли из комнаты. За окнами завывал ветер и гнул сухой сыпучий снег. В казарме было холодно и темно, густой иней искристой мохнатой пеленой покрыл стены. Командир полка сидел за столом в белом козьем полушубке и в кубанке. За каждым словом изо рта вылетала струйка пара.

— Белая латышская армия подошла к Освее, наступает на Дриссу, наша задача не только остановить наступление, но и отбросить белолатышей назад, закрепиться в районе Режицы. Вашему батальону поручено обойти неприятеля с тыла и нанести первый внезапный удар. Будете пробиваться по тылам на Невель, Идрицу и Себеж. Если там не проскочите, держите на Изборск. Полк завяжет бои с фронта, порвет кольцо беляков — и соединимся где-то вот здесь, — Царюк ткнул в голубой кружок на карте. Соловей нашел его на своей трехверстке и пометил кружком небольшое озеро Резна. — Ваша латышская рота будет вести разведку куда успешнее, чем кто-нибудь другой. Да и в штабе привыкли, что Соловей не умеет отступать. Пофартит — подобуемся и — в бой. Вы верите, что Мулявка что-нибудь достанет?

— Ежели в Москве хоть сотня сапог есть, то раздобудет. Этот человек слов на ветер не бросает. Старый большевик. Царские тюрьмы и ссылки прошел. Наверняка и с Лениным знаком.

— Он-то Ленина помнит, а вот помнит ли Ленин его? — засомневался Царюк.