Теперь жизнь Рудольфа вертелась вокруг театра. Занятия в классах шли до двенадцати, потом следовали дневные репетиции, потом спектакли. Повседневное расписание — класс, репетиция, выступление — останется неизменным на протяжении следующих тридцати девяти лет, только декорации будут меняться: Уфа, Ленинград, Лондон, Нью-Йорк, Париж… Чтобы приспособиться к такому графику и удовлетворить желание родителей об окончании образования, он попросил разрешения перевестись в школу рабочей молодежи с более свободным посещением занятий. Написанное начальству письмо с этой просьбой свидетельствует, что его автор гораздо больше привык требовать, чем просить. «Фактически находясь на постоянной работе, я больше не могу посещать среднюю школу № 2», — писал он. В те вечера, когда сам Рудольф не появлялся на сцене, он пробирался в театр с Альбертом, пересматривая по многу раз каждый балет и оперу40. Подобно матери, которая однажды на Новый год незаметно провела его в дверь, Рудольф отлично знал, как проскользнуть незамеченным через служебный вход. За сценой они с Альбертом висели на канатах, на манер Тарзана.
Альберт был единственным мальчиком из Дворца пионеров, который последовал за Рудольфом в новую балетную студию. Дворец пионеров представлял собой местный общественный клуб, в который приходила самая разная молодежь. В нем как раз отсутствовала та суровая атмосфера целеустремленности, которую Рудольф высоко ценил в студии. За пианино во время занятий сидела все та же восторженная Воронина, но Войтович занималась не со студийцами, а с артистами Уфимского балета. Таким образом, Рудольф обучался у Зайтуны Бахтиаровой, бывшей питомицы Уфимского балета, с которой у него не возникло особого взаимопонимания. Не имея возможности выйти из дому, пока отец не отправится на работу, он часто опаздывал в ее класс, начинавшийся в восемь утра, от его одежды пахло потом, так как он всю дорогу бежал. Суровая и требующая полного повиновения, Бахтиарова была недовольна подобными нарушениями и нередко в наказание заставляла Рудольфа работать в коридоре. Она видела, что он талантлив, но, не задумываясь, отчитывала его за недисциплинированность на глазах у всех. Рудольф вступал в пререкания, на что не осмеливался ни один другой ученик. «По его мнению, у нее не было никаких оснований кричать на него, — говорит его партнерша по классу Памира Сулейманова. — Мы, татары, обязаны драться с теми, кто на нас кричит». Впрочем, однажды Бахтиаровой удалось так испугать Рудольфа, что он замолчал (весьма редкий случай, достойный упоминания). Услышав, как он бормочет что-то оскорбительное в ее адрес, она пригрозила отправить его в тюрьму для малолетних правонарушителей. После класса она призналась ему, что «строга только с теми, у кого есть будущее».
Если другие студийцы проходили один класс в день, Рудольф занимался в трех, присоединяясь после первого урока у Бахтиаровой к танцовщикам кордебалета, а потом и к солистам. Ему удалось многому научиться, наблюдая за уфимскими танцовщиками и повторяя их движения. Образцом для него служил Яков Лифшиц, солист, учившийся в Ленинграде, и Рудольф много работал, чтобы достичь той же элегантности линий и плавного прыжка.
Рудольф, Альберт и Памира работали даже между классами, оттачивая вращения и прыжки, хотя только Рудольф вносил в эти занятия дух соперничества. Его больше интересовало то, что ему не удавалось, чем то, что получалось легко, и эту особенность он никогда не утрачивал, даже на последних этапах своей карьеры. Точнее всего он исполнял пируэт, но у Альберта прыжок был выше, хотя они были одного роста. Для Рудольфа это означало одно: физически он может прыгать так же высоко, как Альберт, но просто не разобрался в механике. Он отрабатывал прыжок день за днем с такой страстью, что товарищи по классу с уважением вспоминают об этом. «Он никогда не оставлял попыток, пока не добивался, чего хотел», — говорит Альберт. «Иди посмотри на меня!» — кричал он Памире, приняв особенно точную, по его мнению, позу. «Он хотел, чтобы кто-то его оцепил, подтвердил, что он действительно чего-то стоит», — поясняет она. Популярная певица Уфимского театра рассказывает, как однажды утром, придя в театр, обнаружила у входа Рудольфа, «умирающего от нетерпения приступить к работе». «Когда я приходила в театр, он уже был в тренировочном костюме. Всегда можно было увидеть, как он сидит у входа и кого-нибудь поджидает. А может быть, просто наблюдает. Стоя, он всегда ставил ноги по третьей позиции. Ходил, сохраняя царственную осанку, как будто выступал на сцене».
40
Репертуар Уфимского балета отличался разнообразием. Кроме таких классических произведений, как «Лебединое озеро», «Дон Кихот», «Эсмеральда», Рудольф видел башкирские балеты «Журавлиная песня», «Горная быль», а также советские постановки «Бахчисарайский фонтан», «Лауренсия», «Красный мак». В том году главного балетмейстера театра, энергичного и интеллигентного Виктора Пяри хвалили за новую постановку «Шехеразады».