Он должен был сегодня раз и навсегда признаться самому себе, признать страшную правду, на которую всю жизнь он упорно пытался закрывать глаза, пытался спрятаться за удобными рассуждениями… Он лжец! Он лгал всем окружающим и, чтобы сохранить самоуважение, лгал себе… Но теперь ни оправдать, ни обмануть себя он уже не сможет! Да, это была не болтливость, а продуманная подлость. И хотя до конца жизни он сможет лгать близким и посторонним людям, себе лгать он уже не в состоянии. Теперь он всегда будет знать, кто он такой.
Но и теперь Птицын искал оправдания себе. Не объединение надо бы пожалеть: что оно потеряло? Только деньги, да и то не такие уж и большие… Жалеть нужно его, Александра Ивановича Птицына: он потерял гораздо больше, гораздо больше! Уважение к себе, вот что он потерял… Как бы он ни старался забыть, он никогда не сможет вычеркнуть это из памяти. Он не будет спать по ночам…
Размышляя таким образом, Птицын ехал в вагоне метро на встречу со Смитом. На станции «Кировская» он увидел Смита на перроне. Тот пропустил в вагон всех пассажиров и, оглянувшись по сторонам, вскочил в последний, с силой сдерживая закрывавшуюся дверь, защемившую его портфель.
Внимательно оглядев стоящих рядом пассажиров, Смит на секунду остановил свой взгляд на Птицыне и отвернулся.
Птицыну опять стало не по себе. Этот тип улетит завтра в свой Париж, только его и видели! А кто знает, какие последствия может иметь эта встреча для него, Птицына…
Выбравшись из вагона на станции «Сокольники», Птицын медленно пошел к выходу, незаметно наблюдая за Смитом. Тот вышел из вагона последним, перед самым закрытием дверей, двинулся сначала в обратном направлении, затем вернулся и, обогнав Птицына, поднялся к выходу. Птицын видел, как он зашел в магазин, его силуэт раза три промелькнул туда-сюда в окнах магазина, и, наконец, он опять вышел на тротуар и свернул в улочку, где совсем не было видно прохожих.
Смит поспешно удалялся. Вдруг обернулся и зашагал обратно к Сокольническому кругу. Остановился у перехода, пропустил все автомашины и, быстро перейдя улицу, уставился на доску объявлений. Лишь убедившись, что за ним никто не следит, пошел ко входу в парк.
Они нашли скамейку в поросшем кустами углу парка. Смит, внимательно осмотревшись, жестом пригласил Птицына присесть и опустился на скамейку сам. Поставил на колени портфель и, откашлявшись, сказал:
— Господин Птицын, наша фирма благодарит вас за оказанную ей услугу и поручила мне передать ваши комиссионные.
Нажав пальцем замок и приоткрыв портфель, он вынул сверток.
— Здесь пять тысяч долларов.
Птицын, двигаясь как во сне или под гипнозом, взял из рук Смита сверток, сунул в карман своей куртки. Карман заметно оттопырился. Александр Иванович снял куртку, небрежно сложил ее, перебросил через руку. Вытер платком пот с лысины.
По дальней аллее прохаживался русоволосый парень в пестрой клетчатой рубашке и серых брюках, с букетиком красных цветов в руке. Он медленно шагал взад-вперед по песчаной дорожке, кого-то терпеливо поджидая.
«Влюбленный студент… У всех свои заботы…» — снисходительно подумал Птицын и невольно дотронулся до кармана куртки.
Смит тоже увидел парня и позволил себе пофилософствовать:
— Как и везде в этом мире, у вас тоже влюбленные ждут, а возлюбленные опаздывают… — Взглянул на часы, покачал головой и продолжил деловой разговор: — Вам известно, что есть предварительная договоренность о новом контракте на дополнительную поставку нашего горного оборудования? На сумму шесть миллионов долларов.
Птицын утвердительно кивнул головой, хотя об этом он слышал впервые.
— Сегодня я улетаю. От имени фирмы прошу вас помочь нам и с этим контрактом. От вас многое зависит, мы в этом только что убедились. Само собой разумеется, фирма в долгу не останется.
Птицын молчал, глядя в сторону. Вдруг резко повернул голову и, уставившись на Смита глазами-щелками, решительно объявил:
— Я больше помогать вам не буду. Не могу. Оставьте меня в покое! Дело опасное. К тому же я скоро работу брошу, на пенсию уйду. На меня больше не рассчитывайте. Так и передайте месье Бастиду.
— Не смею настаивать, но опасности для вас я не вижу никакой.
— Да каждая встреча с вами мне чуть ли не инфаркта стоит!.. — Птицын еще раз вытер платком мокрую лысину.
— Я слышал, что вы были крупным работником.
— Был в свое время. Возглавлял главное управление одного министерства, — с достоинством ответил Птицын.
— Чем занималось это управление?
— Этого я сказать не имею права.
Смит пожал плечами.
— На каждом шагу у вас тайны, секреты. Мы, например, не скрываем, что в прошлом году в мире (без вас) добыто тысяча триста тонн золота и тридцать миллионов карат алмазов, сообщаем данные по каждой стране. А вы все играете в прятки… Вашему государству скоро пятьдесят стукнет, пора заниматься серьезными делами — сотрудничать с нами в перестройке мира на индустриальной основе!
— Эти вопросы не нам решать, — ответил Птицын и поднялся.
Смит тоже встал. Они пошли рядом.
— Конечно, но сотрудничество в личном плане зависит лишь от нас самих.
— Я уже оказал вам услугу. Дальше — не рискую.
— От вас нужно было бы очень не многое. Как говорят в Америке, кто владеет информацией, тот владеет властью. Сведения только о сугубо коммерческих делах: кто наши конкуренты, их условия, состояние переговоров с ними. Мы сможем принять меры к дискредитации конкурирующих фирм, только и всего! Таков закон бизнеса. Политики никакой. Ущерб только нескольким капиталистическим фирмам. Вашему государству — никакого.
— К чему весь этот разговор, если вы улетаете?
— Да поможет нам бог! — Смит осклабился. — На Воробьевых горах есть церковь. Пройдете ее узким коридором и с левой стороны увидите большое распятье. В церковь иногда ходят к заутрене наши люди. Вызов по этим двум телефонам. — Смит написал номера на обрывке газеты. — Запомните: говорить по телефону не нужно. Только ждать ответа абонента. Услышав фамилии «Стьюард» и «Коэлл», повесить трубку. Это будет значить, что вы вызываете в церковь за информацией. Нужны какие-нибудь еще пояснения?
Птицын отрицательно покачал головой.
— Допустим, у вас возникнет нужда встретиться с нашим представителем. Позвоните по тем же телефонам и трижды подуйте в трубку. Встретитесь там же. У нашего друга будет под мышкой такой же портфель, как у меня, а в галстук воткнута булавка с красными камешками. Ну, вот, мне кажется, все. Теперь нам надо расстаться. Желаю вам полной удачи!
— Подумаю, — пообещал Птицын.
Птицын держал путь, как уже не первый раз за последние дни, к шашлычной. Оттуда еще издалека приятно тянуло жареным мясом. Ему хотелось выпить, — последнее время он пил почти ежедневно, благо поводов было достаточно: неприятности по службе, скандал с женой из-за дачи, страх перед возможным разоблачением его связей с фирмачами. Странно, но после отлета Смита гнетущий Александра Ивановича страх лишь усилился. Последняя неделя вся прошла в этих тревогах…
— Александр Иванович! Вот встреча! Садитесь! — услышал он голос Аси.
Ася сидела за столиком у окна, с молодым человеком. В этот момент тот сдирал зубами кусок мяса с длинного шампура.
Кавалер Аси давно не стригся, рыжие лохмы бороды блестели от бараньего сала. С плеч свисал огромный клетчатый пиджак.
— Альберт Пухов, — представился он, протягивая Птицыну измазанную жиром руку.
— Студент из Зареченска. Правда, в Альберте есть что-то сибирское, медвежье? — прощебетала Ася.
— Возможно. — Птицын подозвал официанта, заказал шашлык и графинчик коньяку.
Альберт отменил его заказ: знакомый Аси — его гость, и он будет угощать гостя по своему усмотрению.
Пили и ели много. Говорил все время Альберт. Он никому не давал вставить слово. Хвастался охотой, рыбалкой, футболом, успехом у женщин…
— Пардон! — вдруг сказал он и, поднявшись со стула, пошел в конец зала.