— Ну что же, спасибо и на этом.
Северцев поднялся к себе. Бросив на пыльный стул пальто, открыл форточки. Свежий сквознячок продул затхлый воздух нежилой комнаты. Михаил Васильевич был рад, что Валерия помнила день его рождения. А вот он даже не знает точно, сколько ей лет… Видимо, теперь она вернется! Она уже вернулась бы, если бы не его отъезд в Москву… Теперь скоро, — может, через неделю, через день, через минуту, — раздастся звонок… Так и не дождался он в Зареченске ее звонка.
Расстался Михаил Васильевич с сослуживцами по совнархозу очень тепло и просто. Местные работники по-своему поняли его отъезд: все москвичи здесь птицы залетные, гнезда вьют временные, ждут не дождутся скорей улететь в родные края.
Валерии он написал письмо — назвал свои московские координаты, очень просил ее больше не исчезать. Письмо передал вместе с ключом от квартиры лифтерше. Та уверяла, что непременно передаст письмо седой красавице, как только та придет опять.
И вот снова Москва. Интересная — но малознакомая — научная и проектная работа, осваивать которую приходится с азов — на это уйдут дни и ночи многих месяцев, лет. Сколько теперь изменилось в жизни Михаила Васильевича! Неизменным осталось одно — ожидание Валерии. Он по-прежнему ждал ее, вздрагивал от каждого звонка в передней, в тревожном ожидании снимал трубку телефона…
И вот на днях он вновь напал на ее след. В институт пришла местная газета, где крупным шрифтом сообщалось об открытии геологом Малининой новой алмазной кимберлитовой трубки. Это открытие вызвало интерес в его институте — институт проектировал северные алмазодобывающие предприятия, и было решено запросить подробные параметры месторождения: запасы руды, среднее содержание алмазов в тонне, коэффициент вскрыши пустых пород, крупность алмазов (в каратах).
В этот же вечер Северцев послал в Усть-Пиропский вторую телеграмму — лично геологу Малининой — с просьбой откликнуться наконец. Ответ пришел без задержки: после оформления геологических материалов по новой кимберлитовой трубке они будут незамедлительно высланы институту в установленном порядке. Геолог Малинина в данное время находится в дальнем маршруте. Подписал телеграмму незнакомый геолог Кузовлев. Обрадованный Северцев пошел к Шахову за получением разрешения на командировку в Усть-Пиропский.
Николай Федорович просил с командировкой повременить: сейчас верстаются контрольные цифры пятилетки, Северцев очень нужен в Москве. Заметив, как помрачнел Михаил Васильевич, Шахов предложил лететь попозже вместе: он тоже хочет ознакомиться с новой трубкой. Если она надежна и интересна в промышленном, а не только в геологическом отношении, как часто оценивают месторождения геологи, то ее следует включить в наметки пятилетки.
Вчера Михаил Васильевич по дороге домой дал Валерии телеграмму с оплаченным ответом — сообщил о своем скором приезде. И вот сегодня пришел оплаченный ответ…
Михаил Васильевич достал из палехской шкатулки единственное письмо Валерии, полученное им через Шахова восемь лет назад.
«Любимый мой! Когда ты получишь это письмо, меня не будет в Москве, прости, что не смогла с тобой попрощаться: боялась — не выдержу. Теперь все кончено. Мы с тобой больше не должны видеться. Ты сделал все, чтобы мы были вместе. Но расстаться необходимо, и ты знаешь почему. Сейчас мы очень страдаем, наш разрыв душит меня, как тяжкий, тяжкий сон. Пройдет много дней, пока мы проснемся, долго нам будет еще больно. Там, далеко от тебя, я буду часто видеть тебя… Нас с тобой! Но наступит и выздоровление. Время сделает свое дело. Все на свете проходит, мой дорогой, и ты это знаешь не хуже меня. Может быть, мы еще встретимся, но когда это будет? Может быть, не будет и встречи. Кто знает, как еще сложится наша жизнь… Разве такой мы представляли ее вчера? Прощай, мой любимый, моя надежда в жизни, мое счастье».
Взяв со стола «Литературную газету», он прилег на кушетку. Невнимательно перелистал страницы, отложил газету в сторону. Он думал и думал над телеграммой… Валерия все еще не вернулась из дальнего маршрута или продолжает играть с ним в кошки-мышки… Как все нескладно у них получается!..
Теперь он может сказать себе — Валерия была его первой и единственной любовью, любовью больше несчастной, чем счастливой. На Орлином руднике, встретив ее, познал первое жизненное потрясение: его любимая внезапно вышла замуж за другого… То он хотел покончить с собой, то собирался застрелить ее и, чтобы положить конец своим мучениям, уехал с рудника. Новый прииск встретил его новыми друзьями. Многое стерло из памяти всепоглощающее время. По доходившим до него слухам, странный брак не принес Валерии счастья, жизнь рассчиталась с ней за ее вероломство, и где-то в душе он был даже доволен этим. Сейчас он признавался себе, что и тогда издали он ревниво следил за каждым шагом Валерии, на что-то надеясь в душе. Постепенно он узнал, что у нее были большие неприятности, арестовали мужа, и вскоре след ее потерялся в сибирской тайге. На новом прииске, когда тоскливое одиночество стало просто непереносимым, он познакомился с молодой учительницей Анной… Любил ли он ее? В то время ему казалось, что любил, хотя эта спокойная любовь совсем не похожа на ту, прежнюю. Родился сын, началась война. Фронт. Возвращение в семью, которая казалась прочной после всего пережитого… Так казалось до второй, спустя многие годы, встречи с Валерией на Сосновке, когда он понял, что обманывал себя, думая, что время излечило его от любовного недуга. Оно просто загнало его вглубь… Михаил Васильевич теперь знал, что и Валерия всю жизнь любила только его. Поэтому оставил семью, любимого сына… В день, когда получил развод с Анной, он вновь потерял Валерию: вернулся из ссылки ее муж, которого она долгие годы считала трагически погибшим. С того дня больше они с Валерией не виделись, она улетела вслед за больным мужем на Север. Тогда он вновь пережил тяжелое потрясение. Ему помог Шахов — забрал с собой, чтобы легче было справиться с горем.
Михаил Васильевич помнил дословно тот разговор с Шаховым:
— Ведь она уехала не с ним, а при нем. Неужели твоя глупая башка не способна уразуметь эту разницу? Она вернется к тебе, Миша.
— Когда?
— Есть вещи, о которых не принято спрашивать.
Шахов считал, что во всяком случае до конца дней Павла Александровича Валерия останется с мужем. Не любовь заставляет ее поступить так, а острое чувство долга и сострадания к обреченному. Но она вернется! Он верил в любовь…
И она вернулась. И лишь дурацкое письмо Анны, в котором та просила достать сыну пыжика или ондатры на модную теперь меховую шапку, опять разлучило их.
Но теперь он знает ее адрес, и как только она вернется из своего дальнего маршрута, он полетит к ней, за ней…
На письменном столе затрещал телефон. Михаил Васильевич с постоянным теперь тревожным ожиданием снял трубку. Говорил знакомый мужской голос.
— Здравствуйте… Яблоков? Здравствуй, дорогой Петр Иванович, здравствуй!.. Да, не видались с Зареченска… Да, в Москве, директорствую… Нравится ли? Работа интересная, бесспорно… Личная жизнь? — Северцев помедлил с ответом. — Все так же. Муторно одному, особенно в праздники, я стал их ненавидеть, а в рабочие дни — нормально… Жениться? Мне еще рано… Уж кто-кто, а ты знаешь, что я однолюб. За приглашение спасибо, но по какому поводу?.. Только за подарок не ругайся, принесу какую-нибудь полезную ненужность. Впредь предупреждай заранее!.. Зайдешь за мной? Запиши адрес! — Повесив трубку, он пошел на кухню и включил утюг.
Яблоков не заставил себя долго ждать. Пришел минут через пятнадцать, в сером костюме, с огромным букетом цветов. Сев в кресло и вытянув раненую ногу, с облегчением сказал, взглянув на Северцева, усердно гладившего брюки: