Развернув план выставки, Северцев направился через мост прямо к советскому павильону. Здание виднелось за маленьким проливом — легкое, воздушное, устремленное ввысь.
На выставке царила атмосфера праздничной ярмарки. Сотни лавчонок и магазинчиков, торгующих сувенирами всех стран мира, бесконечные бары, таверны, кафе, лотки со сладостями и мороженым, бродячие коробейники с яркими безделушками… Разноязыкий говор заглушают выставочные поезда-электрички, бегущие по рельсам, поднятым над землей, вагоны — тоже воздушной — монорельсовой дороги, гудки теплоходов-экспрессов, перевозящих экскурсантов. По маленьким каналам гордо проплывают черные венецианские гондолы. Поразила Северцева одежда большинства посетителей, они скорее были раздеты: шорты, трусы, плавки, бюстгальтеры — вот, собственно, и все предметы их туалета. Многие ходили босиком, жара заставляла людей думать лишь о том, чтобы им было легче. Исключение составляли монашки: черные балахоны с белыми чепцами часто мелькали на дорожках. Надо сказать, что когда рубашка прочно прилипла к телу, Михаил Васильевич с завистью стал поглядывать на оголенных… Утешала лишь мысль, что монашкам, наверно, еще жарче, чем ему!
Вот и большая очередь к павильону из стекла и бетона с гранитной надписью: «СССР». Осматривать выставку он начал со своего павильона, вернее — он наблюдал за посетителями: канадцы и американцы, совершая вместе с ним путешествие по павильону, открывали для себя Советский Союз… Их вначале непроницаемые лица добрели, освещались улыбками, оживали.
В какой бы павильон ни заходил Северцев, всюду видел он множество экранов — больших и малых, с застывшими или движущимися изображениями. Он долго стоял в очереди перед «Лабиринтом». В первом зале видел с террасы одновременно два экрана: один глубоко внизу, в огромном прямоугольном колодце, другой — на стене. Фильм «Человек и его мир». Внизу промчался стремительный экспресс; как бы видимый с огромной высоты, предстал Нью-Йорк с улицами-ущельями. Поднятые к небу заводские трубы засевали город дымом и сажей. Дороги опутали землю словно щупальца гигантских спрутов. Густые облака кочевали у задумчивых горных вершин. Это был фон. А вот и жизнь: на одном экране — состязание автомобилистов, на втором — схватка боксеров. Бушуют страсти, победителей встречают ликованием, от побежденных отворачиваются. Культ силы и презрение к слабости…
Вот появился младенец с перевязанной пуповиной, подал голос. Человек появился в мире огромных скоростей, головокружительных высот. Вот его короткое детство, самоуверенная юность, и он растворяется в миллионном людском потоке…
В другом зале зрители видели на экране уличную аварию: погиб неосторожный пешеход. Диктор поясняет: «Такая случайность подстерегает и тебя — мир не всегда добр к человеку, в мире множество переходов и закоулков, сумей пройти по ним с победой!» Фотограф снимает процедуру крещения ребенка и неосторожно роняет камеру. Камера разбивается вдребезги. «Ты думал, что уже взял желаемое в руки, а оно вдруг ускользнуло», — поясняет диктор. Женщина смотрит в зеркало — лицо печально, задумчиво. «Самое трудное в жизни — уметь заглянуть внутрь себя. Если ты это умеешь, тебе хорошо с людьми».
Сопровождающий изображение текст навязывает старую философскую премудрость: «Если ты честно принял жизнь такой, какая она есть, ты найдешь выход…» Главное — примириться с действительностью, не пытаться что-нибудь изменить в этом мире, похожем на запутанный лабиринт, где каждому богом уготовано свое!
Почти на каждом шагу встречал Северцев проповедь индивидуализма, пассивности, покорности. И делалось это якобы во имя «объективного» отражения мира…
Увеселительный район выставки, где бушевал вселенский карнавал, встретил ослепительной рекламой, фейерверком, ракетами, шумным весельем… Визжали девицы на «американских горках», на самолетах-моделях, на «чертовом колесе». Громкий смех у кривых зеркал, у павильонов «счастливых колец», оглушительный треск у стрелковых тиров, силомеров, «адских водителей»… Гул в барах и тавернах, полуголые женщины в обнимку с грязными битниками — таким предстал перед Михаилом Васильевичем новый Вавилон шестидесятых годов, в котором серьезные люди ребячились, порою стараясь забыть об атомном веке…
Наутро Северцев был в городской ратуше и узнал программу. Заседания Комиссии начнутся завтра, — значит, еще один день он мог посвятить выставке… Усталый Северцев, еле волоча ноги, зашел в причудливый, построенный из металлических балок павильон «Человек — исследователь». На макетах живых клеток демонстрировалась их работа, взаимодействие, питание, рефлекторная деятельность головного мозга. Все увиденное здесь навеяло на Северцева грусть: возможно, Елена Андреевна была права и на ближайших всемирных выставках человек покажет самого себя в искусственном варианте?..
Павильоны сменяли друг друга. Человек и океан… Человека интересуют продукты океана и их использование, влияние океана, его течений, испарений, человек готовится по-хозяйски обживать Мировой океан…
Северцев усмехнулся: он, выходит, идет в ногу с временем. Первые тонны полезного ископаемого экспедиции его института подняла с морского дна!
Человек и производство… Человек ищет, как облегчить труд, создает новую технику. Фильм сопоставляет старое и новое — от пещерной клинописи до современных электронных устройств, до робота, обслуживающего станок…
К Северцеву с микрофоном в руке подошел молодой человек в серых брюках и светлом, в синюю клеточку пиджаке. Его шея была обвязана шарфом в мелкую крапинку, и темная, поблескивающая шевелюра была чудом парикмахерского искусства: со лба волосы зачесаны назад, а от ушей к макушке уложены накрест двумя длинными прядями. Щеголь представился на ломаном русском языке:
— Кук, корреспондент канадской прессы. — И попросил разрешения задать несколько вопросов. — Как, по-вашему, позволяет ли техника слушать вселенную или она может слушать только себя? Считаете ли вы, что техника производит энергию для многих или она обеспечивает контроль меньшинства над большинством? Наконец, считаете ли бы, что техника помогает преодолеть все трудности или она, наоборот, выдвигает новые?..
— По-моему, все дело в том, в чьих руках эта техника и во имя чего она создана, мистер Кук.
В конференц-зале нового здания ратуши собрались советские и канадские ученые и специалисты различных отраслей — архитекторы и геологи, строители и горняки, авиаторы и моряки, преподаватели и юристы. Первыми разговор начали геологи. Советские и канадские геологоразведчики определили Север как богатейшую кладовую полезных ископаемых. Спор разгорелся о том, как выгоднее природные богатства превратить в народные богатства, скорее освоить их.
В ходе дискуссий определились два подхода, два пути — советский и канадский. Канадский был прост: малыми средствами, экспедиционным способом, быстро отработать месторождение и кочевать дальше. Советский способ освоения — комплексный, решающий по этапам все народнохозяйственные проблемы северных районов. Северцев перечислял их: строительство постоянных дорог и аэродромов, электростанций и плотин, рудников и обогатительных фабрик, школ и больниц, кино и театров, городов и курортов. Северцев еле успевал отвечать на вопросы: «Каковы у вас капитальные затраты на рудник с годовой добычей в миллион тонн руды? Сроки строительства? Прибыль?»
Северцев видел ухмылку на лицах своих оппонентов, они не воспринимали принцип — «все для человека», их законом был другой принцип — «все для прибыли». Но Северцев понимал, что экспедиционный способ отработки мелких по запасам месторождений может найти применение и у нас.
В конце совещания представитель компании «Инко» мистер Клифф пригласил Северцева, в ответ на посещение канадцами советских предприятий, посетить рудник Томпсон, чтобы убедиться лично, что сделано его компанией в освоении северной провинции Манитоба. Вначале будет встреча в дирекции компании, в городе Торонто, там рукой подать до Ниагарского водопада, так что поездка будет интересной. Северцев поблагодарил, и они условились о часе встречи.