Выбрать главу

Немного о камине, что на самом деле представлял весьма большую ценность не только в греческом Пантеоне, но и в культуре абсолютно любого из народов, живущих в этом мире. Ну так вот, Прометей решил посмеяться над ними всеми вместе взятыми, полностью проигнорировав сей сентиментальный факт. Внутри сложенного из тусклых кирпичей камина вздымался вверх вместе с языками пламени черный пепел, в образах которого кричали и бились в агонии образы самых разных существ. Как я и обговаривался выше, в этих черных вихрях горели божественные атрибуты, обувь Гермеса, молнии Зевса, Эгида Афины ну и так далее по списку, но поскольку божественные артефакты сжечь не так и просто... Вместо своей кончины, они испускали из себя коллосальную магическую энергию, мало с чем сравнимую и много на что способную. К сожалению, использовать ее я не мог, те истязании магии, что бесцветной и одновременно состоящий из всех цветов жидкостью лились на пол возле камина, образуя градиентный коврик, я не видел никогда. И хуже всего было именно то, что создала подобное именно создание... Обязанное своей жизнью и разумом исключительно имматериуму, его милости и его силой, что позволила развиваться как ее болезни, так и ей самой. Что же, не удивительно, что все, что пыталась творить и создавать соня, оказывалось оскверненным и попросту темным. Она оскорбила саму магию, скорее всего, далеко не в первый, и уж точно врядли последний раз. Неблагодарный маг - худшее, что может произойти в изнанке. И с каждым годом, увы, таких становится все больше и больше.

Было немного дико осознавать, что это создала и этим гордилась сущность, что лишь недавно разговаривала со мной. Во мне крылось сомнения, что и сама соня видела этот мир абсолютно другим, также будучи подверженной болезни, только в куда более запущенной стадии… Не исключено, что проклятье и было самой сущностью, которую я встретил, обретшее форму и самосознание, просто в больших масштабах чем ее низшие “друзья”. Ожившая болезнь… куда докатилась моя жизнь? Кажется, как-то так и рождаются зомби-апокалипсисы, или же почти так. Подобные, смелые заявления и полный пофигизм к тому, насколько мерзкие сцены я видел, просто идя в сторону Прометея, были возможны исключительно благодаря тому, что здесь не было ни шанса на адекватные суждения и холодную голову. Это было чистейшее безумие, в нем была логика, понятная лишь единицам, возможно, в нем даже была некая красота, видная только подобным соне, либо же… Эта красота являлась фальшью больного сознания, в то время как мой не зараженный мозг принимал данную “реальность” такой, которой она была на самом деле. И как мне казалось, только в таком безумии, с такими же безумными идеями, можно найти истину. Да и по-честному, я попросту отказывался и отказываюсь сейчас вериться в то, что девочка, подобная соне, была способна восторгаться этим. Никто не видел в этом красоты, я… быть может ошибаюсь, я скорее всего ошибаюсь, черт меня дери, но какая разница, никто не мог видеть в этом красоты и это то, в чем я был уверен. Впрочем, в данном случае, уже не было никакой проблемы и все мои догадки перестали иметь смысл, ибо встав в центр зала, я наконец увидел желанное. Колыбель всего проклятья, первая, изначальная точка болезни, которая наконец станет концом чьего-то ночного кошмара… который зачем-то, явился в этот мир. Господи, сохрани мою душу.

Преданная, брошенная, распятая

Главный трон Прометея располагался в рваном пространстве передо мной, не принятый ни имматериумом, ни реальностью вокруг, из-за чего его образ попросту выпадал из пространства, выглядя словно лишняя деталь, добавленная специально, лишь бы запутать. К нему вели десятки сломанных, искореженных или дырявых ступеней, в чьих прорехах было видно всю подноготную болезни, разъедающую эту иллюзию в самой себе, сжигая в себе надежды и мысли. Отвратительная, вязка консистенция, совмещающая в себе сразу все, что находилось в имматериуме и при этом уничтожая это в самой себе. В багряных складках пространства виднелись неразборчивые мысли, словно черви роящиеся между ступеней и в них самих. Их голоса отражались вокруг меня, тихий шепот постепенно усиливался, с каждым моим шагом наверх, что я делал пусть и со страхом, но точно без сомнений, ровно так же, как шагал навстречу плененной надежде. Запертые внутри болезни мысли боялись живого существа, моя аура убивала их, заставляя кричать от боли или страха, меняя некоторых до такой степени, что те отчаянно тянулись ко мне внезапно родившимися из ниоткуда конечностями, рожденные смертью и жизнью. Те мысли, кто оказался проворнее и быстрее, скрывались под золотыми ступенями или наоборот, пытались убежать от меня в сторону камина, но всегда встречали своих вырожденных собратьев, что хватались за из сущности, присоединяя к себе и так же рассыпаясь, стоило мне отойти от них. Что же касается меня… то я продолжал упорно всматриваться в чистую, ничем не зараженную и не искаженную болезнь, которая стала приближаться ко мне, протягивая свои цепкие путы к моим ногам. Мысли были лишь верхушкой, скорее всего, они распространяли ее, ведь под их слоем, что в трепете покидал свои убежища, находились эмоции и чувства. Воплощенные в единый разум, в организмы, что я видел на протяжении всего своего пути, сущности, именно их образ являлся пресловутыми грибами и теми самыми дефектами, которые порождали безумие и разъедали плоть. Они тянулись к живым существам, прилипая к душам, стягивая их собой, постепенно подчиняя не только своей воле, но и воле всего организма, что питался новыми эмоциями и чувствами, оставляя от человека пустышку, пустую оболочку, которая пускалась на убой. Собственно… теперь механизм действия стал мне понятен, но что лежало в самом начале? Что породило эту ужасающую смесь, которая обрела самосознание, благодаря сотням умерщвленных существ, и которая даже сейчас, пыталась поглотить меня? Мне критически нужны были ответы… И я уже не беспокоился о безопасности или слабости, мой путь лежал все дальше, и с каждым шагом, я ощущал как становится холоднее… Как что-то рвется внутри, скручиваясь в груди. И как оказалось, это был взятый по пути осколок, который выпал в расщелину ступеней, словно стекло разбиваясь и рассыпаясь в мелкую крошку.