Есть еще одна причина возникновения этой книги. Хотя человек, не побывавший в моем положении, возможно, и не поймет меня…
… Отец, который должен стать опорой в трудную минуту, лежит в чужой земле, в неизвестной могиле!
Родная мать, обняв двух братишек, лежит в чёрной земле. Ты один, ты в Ленинграде. Никто тебе не пишет писем, не шлет приветов.
Заболев, я обращаюсь за помощью к тем, кого считаю своим близкими родственниками. Но вместо поддержки получаю известие, что они отрекаются от меня!
Мне неоткуда ждать помощи, не на кого больше надеяться, разве что уповать на Бога. А вся страна надрывается в крике: «Бога нет!» О, Господи!…
В такие минуты я вспоминаю Гёроглы. Но ведь враги унесли голову Гёроглы, чтобы туркмены никогда больше не объединились. Но Джигалибек?! Джигалибек-то жив! Во всем дестане ни слова о том, что он умер… А вдруг Джигалибек дожидается, когда у туркмен опять появится отважный джигит! Нужен сильный, нужен смелый, нужен мудрый джигит, чтобы возглавить попавших в рабство туркмен! Нужен еще один Гёроглы!
Я схожу с ума, грудь распирает от рвущихся наружу слов, они уже подступили к горлу:
Тогда, в те далекие юношеские годы, я и не подозревал, насколько тесно моя личная судьба переплелась с судьбой моей Родины. Разлученный с родителями и братьями, я был бесконечно, отчаянно одинок. И моя Родина надрывалась от тоски и безысходности. Как собственную воспринимал я боль своей Отчизны, оплакивавшей своих лучших, мужественных и отважных сыновей.
Пешком вышагивая расстояние между Кипчаком и Ашхабадом, между Безмеином и кладбищем Имам Касым, я до боли в сердце ощущал одиночество своей Родины, ее беззащитность и духовную опустошенность. Оголенные сопки, выжженная степь, иссохшие родники, согнутые тополя, разрушенные дома – это было не просто окружавшим меня привычным ландшафтом, это причиняло мне невыразимые душевные муки. Родина напоминала мне истерзанную страданиями, упавшую ничком и рыдающую от безысходности женщину…
И только теперь я понимаю, что чувства, которыми я живу сегодня, зародились в моем сердце давно, задолго до написания Рухнама. Они проснулись во мне еще в юношеские годы, в дни, когда я особо остро ощутил дух моей Родины, ее любовь и доброту. Молнией меня пронзает мысль: эту книгу я вынашивал всю жизнь, я писал ее не чернилами – душой и сердцем. Она сложилась из всех моих дел и начинаний, из моей пламенной любви к Родине и беззаветной веры в нее.
Я понимаю и другое – истина не постигается лишь произнесенной вслух мыслью, подсказанной разумом. Она требует сердца, требует тебя целиком без остатка, у ее алтаря ты должен сложить и жизнь, и судьбу.
Моя судьба, одинаковая с судьбой моей Родины, дарит мне озарение: моя философия – это прежде всего открытие собственных чувств. Ныряя в океан исторической памяти народа, ты углубляешься и в недра собственной души, постигая в этом процессе встречного движения момент истины.
Человек – инструмент, созданный Всевышним для ощущения Времени. От остальных, живущих на земле, человек, будучи разумным существом, отличается тем, что способен чувствовать Время. Всю свою жизнь человек вынужден воевать с ним, хотя в этом, может быть, и заключается его счастье. Единственный инструмент борьбы со Временем – это человеческая память.
Умирая, человек уходит в землю, но его душа дорогами памяти возвращается в сознание потомков. В моем сердце бьют родники вдохновения, ибо в нем живут Огуз хан и Тогрул бек, Гёроглы и Махтумкули и многие-многие другие великие мужи моего народа. Мое сердце – живое вместилище памяти о тех, кто даровал мне жизнь, а вместе с ней чувство единения с моим народом. И я понимаю, что я – один из всех и что со всеми меня связывает не только настоящее, но прошлое и будущее нашей общей, неразделимой судьбы.
родился 19 февраля 1940 года в Ашхабаде. В 1941 году мой отец ушел на Великую Отечественную войну, воевал с фашистскими захватчиками на Кавказе.
В 1943 году, после двух лет войны, группа советских солдат и среди них шестеро воинов из Туркменистана, вышедшая с боями на левую окраину осетинского села Чикола, что вблизи Владикавказа, попала в окружение. В числе захваченных оказался и мой отец Атамурат Аннанияз оглы, которому исполнился 31 год. Спустя годы после окончания войны я узнал подробности того, как это происходило, узнал о драме, разыгравшейся среди пленных…
В то время я был студентом Ленинградского политехнического института. На время летних каникул многие мои однокурсники разъезжались по домам. Пустели учебные корпуса и общежития института. Я два года никуда не выезжал и с особой остротой ощущал одиночество. Меня обуревала тоска по родной земле, по ласкающей слух родной речи, звукам родной музыки. Мне хотелось повидаться с одноклассниками, школьными товарищами. Но если у тебя нет родителей, если за твоей спиной не стоят добрые родственники, если ты с детства растешь сиротой, значит, ты никому не нужен. Никто не интересуется ни тобой, ни твоими чувствами и желаниями. Тебе самому приходится думать, принимать решения, строить свою судьбу. Твои спутники – это ты сам, твоя душа, твои цели и надежды.
Мне некуда идти, и я вновь оказываюсь в библиотеке. Сейчас она – мой дом, мой приют, я люблю наполненную, шелестящую страницами тишину ее залов. Учебники могут подождать. Я обкладываюсь книгами по истории, жадно ищу все то, что относится к Туркменистану.
Вдруг я замечаю на себе пристальный взгляд пожилого человека в очках, который, в волнении ходя из угла в угол, явно присматривается ко мне. «Видать, старик обознался», – промелькнуло в голове. Но тут пожилой незнакомец подошел ближе и буквально уставился на меня. Обычно спокойный, я не выдержал, хотя спросил как можно вежливее:
– Отец, вы пытаетесь кого-то узнать во мне?
– Пытаюсь, юноша, пытаюсь, хотя зрение, увы, уже не то, вижу плохо…
Теперь уже я стал разглядывать этого, по виду почтенного, интеллигентного человека, как выяснилось потом, профессора, коренного ленинградца.