более побуждала поспольство правобережной Украины отрезаться
от возможности терпеть власть поляков над собою. Из Корсуна, Черкас, Белой-Церкви и других городков и сел православные
люди <нестерпимаго ради гонения лядского многими десятками семей
выезжали из своей родины, переправлялись через Днепр и
просили себе новоселья, изъявляя желание быть в подданстве у
православного государя>.
Чарнецкий, после недавних свирепств своих, отправился в
Польшу на предстоящий сейм. Ему было уже 66 лет от роду. Его
давно уже беспокоила’ какая-то болезнь, но он все преодолевал
себя. Вдруг эта болезнь начала развиваться быстро. День ото дня
силы его упадали. Приятели советовали ему спешить в Варшаву, чтоб там посоветоваться с учеными врачами. Он на пути заехал
в свое имение Иленцы, пробыл’ там недолго и пустился далее в
путь; на дороге встречает его курьер от короля; он вез Чарнецкому
диплом на чин польного коронного гетмана, Прочитав королевское
письмо, Чарнецкий сказал окружавшим его: <всегда я того
ожидал, что король даст мне булаву уже в то время, когда я воевать
не буду в состоянии; если Богу угодно будет продлить мою жизнь
и дать здоровье, я покажу королю благодарность за его ко мне
милость; если же придется умереть - по крайней мере на моем
надгробном памятнике напишут, что я был гетман>. Приближаясь
к городу Дубно, он почувствовал крайний упадок сил и в деревне
Соколовке приказал внести себя в крестьянскую хату, какая
первая на глаза ему попалась. Там он исповедовался у своего
духовника иезуита Домбровского, ездившего с ним постоянно, а
через ночь’ утром причастился св. тайн и скончался. Поляки
возносят этого человека, как своего национального героя, но
польские источники, к чести своей, не скрывают и темных сторон
его характера. Это был чрезвычайно свирепый, бессердечный и
* Мест. Звенигор. уезда, Киев, губ., у р. Гнилого-Тикача.
46
злой человек. Нельзя забыть его ужасной расправы над жителями
Подолии и Украины в 1653 и 1654 годах, когда он своею дикою
солдатчиною карал несчастный народ за стремление освободиться
от панского ярма: то же повторил он и в последний год своей
жизни. Чарнецкий всегда высказывал особенную злобу к русскому
народу, ненавидел и презирал русское духовенство и вообще
православную религию, с неудержимым изуверством отнимал у
церквей колокола и приказывал переливать их на пушки, чтоб теми
пушками истреблять непокорных <схизматиков>, грабил и отдавал
на поругание православные храмы, а-все ценное из них вывозил
к себе в Иленцы. Во всем-был он черствый эгоист; свои
подчиненные не любили его, а только боялись: да и сам он заботился
более о том, чтоб наводить страх своею строгостью, чем о том, чтобы возбудить в подчиненных любовь к себе. Не только не
старался он, чтоб жолнеры были сыты, одеты и получали вовремя
свое жалованье; напротив, он старался держать их в недостатке
и лишениях и говорил: истощенный -и голодный жолнер лучше
подчиняется команде, чем тот, у которого всего вдоволь. Таков
был, по отзывам современников, человек, впоследствии
,прославленный польским потомством, уважавшим его военный талант и
важные услуги, оказанные им Речи-Посполитой в критические
минуты ее истории.
В Украине смерть Чарнецкого оживила дух восстания. Иван
Сербии, установившийся в Умани, и овручский полковник Децик
ревностно приводили к присяге царю городки за городками; везде
восставшие жители избивали ляхов, которые были недавно туда
введены, а их начальных людей живьем доставляли в Канев к
Бруховецкому. Явились разом предводители ватаг, носившие
название полковников. Из них более других показали себя: Кияшка,^
Дрозденко (иначе Дрозд), Овдиенко, Остап Гоголь; последний, принужденный страхом за жизнь сына притвориться другом
ляхов, после смерти -Чарнецкаго опять стал за царя и за русский
народ. К восставшему русскому поспольству приставали купы во-
лохов, приходивших из Молдавии: много их набралось в
трехтысячной ватаге Дрозденка в Каменке. Для их продовольствия
Дрозденко послал в Рашков1, где проживала в своем владении невестка
Богдана Хмельницкого, вдова Тимофея, молдавская княжна
Домна-Александра, и потребовал от нее живности для своей ватаги.