слишком озлоблен против поляков и расположен был скорее
подчиниться бусурманской державе, чем католической Польше. У
Дорошенка, как и у многих тогдашних малороссиян, была одна
задушевная мысль - сделать Украину самобытной державой. Но
после Андрусовского договора с такою задушевною мыслью
невозможно уже было опираться ни на Москву, враждуя с Польшею, ни на Польшу, отступая от Москвы; обе заявили себя враждебно
национальным стремлениям Козаков; приходилось
противодействовать разом двум державам - и московской, и польской, а между
тем внутри Украины отнюдь не было ни согласия, ни ясности
стремления. Искателям самобытности представлялось тогда
единственным средством ухватиться за что-нибудь третье, за такое
сильное, чтобы оно хотя временно могло равно действовать и
против Московского Государства, и против Польши за Украину: таким третьим для Дорошенка тогда являлась Турция. Это была
единственная могучая соседняя держава, не имевшая повода
дружить ни с Польшею, .ни с Москвою - и притом держава с
большими военными силами; она, казалось, одна могла пособить Ук-
106
раине. Не ужасала Дорошенка отдача христианской Украины в
подданство мусульманскому государю. Пример молдавских и ва-
лахских господарей, данников Турции, ласкал его надеждами, что
Украине сжиться с Турцией было возможнее, чем с Московским
Государством и с Польшею. Надеялись, что Турция оставит
Украину под ее собственным местным управлением, не нарушая ни
веры, ни обычаев, и довольствуясь только некоторого рода вас-
сальною зависимостью. Разумеется, такой план имел только
кажущуюся верность в будущем. Не все козаки, как мы уже
замечали, разделяли с Дорошенком его склонность к Турции, и народ
малороссийский вообще ни за что не согласился бы очутиться
под властью турецкого падишаха, по давнему преданию считая
такую власть тяжелым бусурманским ярмом.
Народ в правобережной Украине, как и в левобережной, в
большинстве своем расположен был к соединению с Москвою. И
Дорошенко, следуя за влечениями своего народа, не прочь был
сойтись с Москвою и подчиниться <восточному царю>. Его лично
в данное время располагало и то, что брат его Григорий, взятый
в плен в Москву, по ходатайству вселенских патриархов был
обласкан царем Алексеем Михайловичем и хвалился этим в своих
письмах к брату гетману. В сентябре (15-го числа) киевопечер-
ский архимандрит Иннокентий Гизель, человек глубоко
уважаемый в Малороссии за свое благочестие и ученость, услышавши, что Дорошенко имеет намерение отдаваться в протекцию Турции, пытался отклонить его и указывал на то, что <бусурмане, по
закону своему, должны искоренять христиан, и оттого-то под их
обороною христианские народы греческие, словенские и многие
выгублены, и самый народ русский во все концы земли в неволю
запроважен и без милости мучим>. От имени православной церкви
и всего духовенства архимандрит обращался к гетману с таким
молением: <извольте, ваша милость, склониться лучше
по-прежнему под державу и оборону его царского пресветлого величества, и ваша милость себе вся желаемая у его величества подлинно
получишь; умилитеся над христианами, не. отдавайте их и самого
себя в работу бусурманам>. Брат гетмана Григорий был отпущен, и Петр Дорошенко, благодаря царя за эту милость, просил
отпустить еще и жену Григория и других пленников, находившихся
в Московском Государстве. В декабре Шереметев отправил к До-
рошенку посланцем Василия Дубенского известить гетмана об
освобождении пленных малороссиян и вместе с тем поручил своему
посланцу побеседовать с гетманом и узнать его настроение.
У Дубенского с гетманом велся такой разговор. Дубенский, от имени пославшего его, увещевал гетмана, чтоб-он отстал <от
погибельной агарянской прелести> и, как христианин, служил бы
обоим христианским государям - московскому и польскому.
107
- Я, - отвечал Дорошенко, - желаю быть с православными
христианами вкупе, и, будучи под высокою государевою рукою, голову покладать против неприятеля, только отстать от татар нам
нельзя. Вот это почему: сталось у нас постановление с польским
коронным гетманом Собеским - будет с королевским величеством
на сейме договор. Надобно подождать, что постановится на сейме.