В то самое время прибыл в Москву польский посол рассуждать
о союзе двух христианских держав, Польши и России, против
неверных. Этот посол был Бениовский, столь известный своим
коварством в прежних сношениях Польши с Малороссией при
Выговском. Доверчивость к прочности такого союза Польши с Рос-
сиею была тогда в Москве так велика, что в царской грамоте
Мефодию говорилось как бы о несомненном деле, что, в силу
заступления московского царя, с польской стороны уже не будет
более насилия в вере украинцам, лишь бы они отстали от <бу-
сурманской прелести>.
125
Бруховецкий, разорвавши с Москвою, рассылал не только по
малороссийким городам гетманского управления, но и в
слободские полки воззвания, возбуждавшие вражду к москалям.
<Польские и московские послы, - говорил в своих воззваниях
гетман, - заключили между двумя державами мир на том, чтобы
с обеих сторон, как с московской, так и с польской, разорить
нашу милую Украину и опустошить ее в конец, истребивши в
ней всех жителей, и старых, и малых. Узнавши о таком замысле, мы всетаки не захотели выгонять от себя москалей саблею, но
думали без кровопролития проводить их в целости до московского
рубежа; однако, они, москали, сей час выявили скрытую в себе
злобу к нашему народу, не пошли по указанной им дороге, а
бросились с оружием на христиан-, народ, защищая себя, стал
бить их - и так постигла их та участь, какой они желали нам: мало их живых от нас ушло>. Всех увещевал Бруховецкий
выгонять от себя москалей, где только они есть, и, вместе с тем, укорял жителей некоторых городов и сел за то, что они завели у
себя междоусобия: кто на кого прежде злобствовал, тот увидал
теперь удобное время вылить свою злобу; гетман уговаривал всех
забыть всякую недружбу к своей братии и обратиться против
зломыслящих москалей.
Гетман не ограничился даже одним народом малороссийского
происхождения, а затевал привлечь к своим замыслам и донских
Козаков, вероятно, уже слыша о возникавших на Дону волнениях, из которых вскоре сложился разинский бунт. Донцы хотя в
большинстве были по происхождению великоруссы, но их связывало
с Малороссией то, что они были козаки и потому не терпели над
собою тяготения царских властей. На этом-то основании
обратился и к ним Бруховецкий, расточая самую бесстыдную ложь. Так, в своем воззвании к донцам он извещал, будто москали заслали
своего верховного пастыря патриарха Никона в заточение за то, что удерживал их от латинской ереси, что москали сами приняли
унию и позволили в церквах своих служить ксендзам, что Москва
стала уже писать не русским, а латинским письмом.
Между тем Бруховецкий работал для своих замыслов и в
другой стороне. 2 апреля Гамалея прибыл в Адрианополь и
представился султану с своими товарищами. Турецкие власти приняли
новых подданных радушно и милостиво. Послам Бруховецкого
сказали: <по своему неизреченному милосердию, султан
принимает всех прибегающих к его императорскому порогу и охраняет
под крылами своей обороны от всяких оскорблений. Все прежде
добровольно поступавшие в подданство оттоманской державе не
видели от нее никакой несправедливости. Наша великолепная
держава как изначала была могущественнейшею в свете и
непобедимою, такою остается поныне и, при помощи высочайшего Бога, 126
пребудет такою до страшного судного дня>. Каймакан великого
визиря тотчас же известил польского канцлера, что народ козац-
кий поступил под защиту цесарского могущества, но цесарь
принял его не иначе, как воспретивши козакам делать нападения на
Польшу, с которою недавно Турция заключила вечный мир. Так
как левобережная Украина поступала в подданство Турции из-под
московской, а не из-под польской власти, то ее принятие не
должно было ни в каком случае казаться полякам нарушением
мирного договора.
В мае султан снарядил -в Украину двух чау шов: один
назначался собственно к Дорошенку, другой к левобережному гетману.
Посылаемый к Бруховецкому имел от султана полномочие
заключить с гетманом договор, по которому гетман со всем Войском
Запорожским и со всею левобережною Украиною отдавался
турецкому падишаху в подданство.
Вскоре затем хан крымский присылал к Бруховецкому своего
агу с уверением, что явится на помощь гетману татарская орда.