вецкий, возбуждаемое им к себе омерзение располагало народ
пристать к кому-то другому. Но когда ненавистного Бруховецкого не
стало, ни для старшин, ни для простых Козаков, ни тем менее для
поспольства, этот кто-то, годный заменить Бруховецкого, не был
уже непременно один только Дорошенко. Запорожцы первые против
него высказались. Был б Сече писарь Суховеенко, человек хитрый
и умевший увлекать за собою товарищей. Около него сложился
кружок, не хотевший повиноваться Дорошенку. Началась мысль
мстить за Бруховецкого. Убитый гетман был всегда расположен к
запорожцам, зато и в то время, когда уже украинцы всех званий
ненавидели Бруховецкого, только в Сече оставались у него друзья
и сторонники. Еще со времен избрания Богдана Хмельницкого, бежавшего в Сечу от преследования Потоцкого, Запорожье при всяком
случае выказывало притязание избирать гетманов для всей
Украины, и не долюбливало тех гетманов, которые избирались без
участия сечевиков. Суховеенко доказывал товарищам, что как на
Украине гетмана уже нет, то <наставить нового должна славная Сеча>.
Товарищи приняли такой совет и избрали самого Суховеенка. Он
обещал запорожцам идти по следам славной памяти Ивана
Мартыновича и продолжать начатое последним дело освобождения
Украины от московской власти при пособии турок и татар. Братчики его
132
же самого отправили к хану и просили крымского государя
утвердить своим признанием выбор Суховеенка на гетманство над коза-
ками. Лестно было такое предложение хану; оно Давало ему как бы
право покровителя над Запорожьем и Украиною: хан принял
Суховеенка ласково, признал его гетманом, отправил вместе с ним двух
салтанов с ордою и написал Дорошенку приказание, чтоб тот шел
с войском на левый берег Днепра для соединения с Суховеенком.
Но Дорошенко не расположен был ни уступать Суховеенку
гетманской власти, ни повиноваться хану. Однако, честолюбивого гетмана.
Дорошенка известие о Суховеенке пробрало до души. Он отправил
в левобережную Украину своего брата Григория, а сам, в первых
числах сентября, стоял станом у Сокирной с полками: Уманским, Черкасским, Тарговицким, Белоцерковским, Паволоцким, Корсун-
ским, Чигиринским, Кальницким и с наемным охотным, называвшимся Серденецким, иначе Сердюцким (как должно думать, по
имени первого полковника этого полка Сердени). Он сносился с
киевским воеводою Шереметевым через отправленного последним
старца Киево-Кирилловского монастыря Иезекииля, обличал перед
ним коварство епископа Мефодия и расточал уверения, что все
правобережное козачество желает поступить под державную руку
великого государя. В это время, будучи с монахом Иезекиилем
наедине в шатре своем, Дорошенко вынул из ножен саблю и говорил: <не зарекаюсь этою саблею перевернуть весь Крым вверх ногами, как дед мой с четырьмя тысячами весь Крым в ничто обернул, а
Калга еще у меня в руках!> Произнося эти слова, Дорошенко
скрежетал зубами и продолжал: <я пойду за Днепр войною, только не
против царских ратных людей, а против своего нового недруга
Суховеенка, поставленного ханом в гетманы. У него печать от
крымского хана не такая, какая всегда была в Запорожском Войске -
человек с мушкетом: у него на печати - лук да стрелы. Вот я и
пойду на сокрушение этого лука и этих стрел, не все запорожцы за
Суховеенком, а только одна половина их, другая - за мною!
Писали ко мне те запорожцы, что не хотят Суховеенка в гетманы: просят, чтобы я шел к Днепру, где соберется чернецкая рада, а они Сухо-
веенковы стрелы и лук его изломают!> Отцу Иезекиилю передавали
. козаки, будто Дорошенко так разозлился на крымского хана за
ласку к Суховеенку, что приходившего к нему посланца от салтана
Калги бил по щекам и говорил: <ск$жи своему салтану или
шайтану - ему то же будет, что тебе>. К Дорошенку приходили тогда
очень не милые для него вести: говорили, будто Суховеенко, по
своем избрании, посылал к турецкому падишаху просить
подтверждения в своем достоинстве; говорили даже, что Суховеенко сам
принял ислам. Но эти слухи ничем пока не подтверждались.
Левобережная Украина, тотчас после удаления Дорошенка, опять начала склоняться к примирению с Москвою. Ромоданов-
133
скнй, как только узнал, что с Дорошенком биться ему более не