26-го сентября из Седнева Демьян Игнатович писал к
архиепископу Лазарю, что если государь изволит простить все, что
за подущением Бруховецкого случилось, и прикажет вывесть
своих ратных людей из Переяслава, Нежина и Чернигова, то козаки
со всею Малороссиею левой стороны Днепра готовы поклониться
царю-государю и служить по его указу. По этому письму Демьяна
Лазарь Баранович послал к государю Алексею Михайловичу
грамоту, сочиненную с чрезвычайно цветистою риторикою, какою
отличались все писания этого духовного мудреца своего века.
Смысл его послания к царю был таков: он просил пощады и
прощения козачеству и замечал, что <род сей (козаки) хотя
строптив, но с усердием работает, не щадя живота своего, если кому
служить захочет>. Это такой <род>, который более всего дорожит
свободою и <по нужде не воинствует>. Представляют тому пример
ляхи: пока им работали козаки, то ляхи под Хотином и в других
местах совершали славные дела, а когда ляхов оставило Войско
Запорожское, тогда ляхи в нищету пришли.
На это прошение последовала тотчас милостивая царская
грамота. Изъявлялось согласие государя принять в прежнюю милость
135
кающихся. Демьян Многогрешный, получивши через Лазаря Ба-
рановича в таком смысле ответ, писал архиепископу снова, что
козацкое войско благодарит за милость, но всетаки объявляет, что хочет быть в подданстве у московского государя не иначе, как на основании статей, составленных при Богдане
Хмельницком, и с тем, чтоб государь велел вывести своих ратных людей
из малороссийских городов. При этих условиях Демьян давал обет
щание сманить в подданство царю не только левую сторону
Днепра, но и правую. Затем отправлены были в Москву посланцами
брат Демьяна, Василий, и Матвей Гвинтовка. Выбрали, как видно, нарочно таких, которые терпели гонение от Бруховецкого.
После объяснений, которые имели эти лица в Москве, была
прислана от государя грамота к Лазарю Барановичу, от 9-го
ноября. Царь, видя обращение наказного гетмана Демьяна
Многогрешного и стародубского полковника Петра Рославченка, жаловал
Козаков и все поспольство левой стороны Днепра и отпускал им
вины, содеянные по наваждению клятвопреступника и изменника-
Бруховецкого, если только они принесут <царской богохранимой
державе покорение истинное, а не превратное>.
Между тем Дорошенко, отправивши за Днепр своего брата
Григория, остановился идти туда сам, когда до него дошло
известие, что Демьян, которого он оставил своим наказным гетманом, переходит с козаками на царскую сторону. Приходилось Доро-
шенку таким образом бороться разом и против Суховеенка, подставленного запорожцами и нашедшего себе опору в Крыму, и
против Демьяна и всех его сторонников, покорявшихся
московскому государю. Приходилось Дорошенку вывертываться между
Москвою, Польшею и Крымом. Дорошенко стал льстить
московской стороне, уверять, что -желает поступить под царскую руку.
Он писал боярину Шереметеву, что, видя дружбу и союз между
московским государем и польским королем, хочет он жить с ве-
ликороссиянами в любви и братской дружбе наипаче прежнего, уверял, что он уже отлучился от татар и их побивает, и что если
он ходил за Днепр, то поступал так по просьбе полковников для
избавления их от изменника Бруховецкого, а под Котельву ходил
он потому, что боярин Ромодановский стал теснить этот город: он, Дорошенко, только освободил Котельву, но не преследовал
царской рати; если же народ на левой стороне Днепра, свергнувши изменника Бруховецкого, признал его гетманом, так это
надобно приписать воле Божией. Дорошенко, в заключение, просил боярина не посылать ратных людей на малороссийские города
и оставаться с ним, гетманом, в дружбе и согласии. Шереметев
отписывал Дорошенку двусмысленно: отчасти притворялся, будто
верит ему, отчасти же доказывал ему неосновательность его
уловок. Посланный Дорошенком брат его, Григорий, избрал себе ме-
136
стопребыванием Козелец. Шереметев отправил к нему ротмистра
Рославлева убеждать Григория принести присягу царю на
верность, так как сам Григорий первый о таком желании написал
боярину. На убеждения Рославлева Григорий сказал: <с какой
неволи мне присягать? Я вольный человек, летаю как орел сизый>.
- Да ты же писал к боярину, - заметил Рославлев.