живность, лисьи и куньи меха.
1-го января 1669 года Дорошенко послал на левый берег
универсал к народу, извещавший о том, что враг его, Суховеенко, поражен, и что все Войско Запорожское постановило оставаться
в согласии с Москвою, с тем однако, чтоб выведены были из
малороссийских городов воеводы и ратные люди. Он, однако, уговаривал народ малороссийский жить в дружбе с великороссия-
нами, пропускать без задержания всех московских людей, посещающих малороссийский край, и не жалеть для них хлеба-соли.
Желание избавиться от постоянного-пребывания в Малороссии
великороссийских воевод и ратных людей стало до того всеобщим, что Демьян Игнатович, снаряжая посольство в Москву с просьбою
об устроении избирательной рады, счел нужным, главным образом, заговорить о воеводах и ратных людях. Но в Малороссии ход
общественной жизни сложился так: если пред московским
правительством малороссияне просили о какой-нибудь мере, называя ее
полезною для народа, московское же правительство находило эту самую
меру не вполне подходящею к своим видам, то из малороссиян
находились тотчас и такие личности, которые начинали по отноше-
146
нию к предполагаемой мере подделываться к видам Москвы и
выказывать свою особенную верность и преданность государю. Что
таким путем можно было возвыситься, показал всем нежинский
протопоп Максим Филимонович, скоро потом преобразившийся в
преосвященного Мефодия. Правда, он не умел удержаться на той
высоте, до какой добрался, зато пример его всетаки был
соблазнителен. По его следам, с надеждами лучшего успеха и с верою в
собственное благоразумие, вознамерился теперь идти протопоп
Симеон Адамович. Он находился в посольстве, отправленном с
Василием Многогрешным и Матвеем Гвинтовкою. По возвращении
домой, начал он посылать в Москву и челобитные царю, и письма
влиятельным при царе лицам: боярину Богдану Матвеевичу
Хитрово, думным дьякам Герасиму Дохтурову и Лукьяну Голосову. В
своих писаниях он чернил наказного гетмана Демьяна Игнатовича и
архиепископа Лазаря Барановича. Демьян, по словам протопопа, держал его под караулом недель шесть за то, что протопоп хотел
отправить в Москву отписку от нежинского воеводы Ржевского; под
страхом смертной казни запретил Демьян протопопу писать в
Москву и к воеводам, не допускал приноса писем к протопопу и
никуда не отпускал, чтоб не дать ему возможности открывать
Демьяновы злоупотребления. Эти злоупотребления, - по доносу
протопопа, - были таковы: <гетман берет с народа безмерные дачи1
так озлобил против себя и Козаков, и мужиков, что те хотят убегать
в цесарскую землю. Я его уговаривал, а он не хочет хменя слушать
и на помазанника Божия и на царство православное возлагает такие
хульные слова, что священству моему и писать стыдно. Об
архиепископе Лазаре Симеон выражался: <архиепископ вот как
дружелюбен к царю: - говорил, надобно-де, чтоб у нас в Малороссии и
нога московская не постояла, и буде государь не выведет своих
ратных людей из городов, тогда хоть гетман и сам пропадет, да и
царство московское погубит!> Зная, что посольство, которое отправится
в Москву, будет просить о выводе воевод и ратных людей, протопоп
умолял государя не выводить их из Нежина, Переяслава, Чернигова
и Остра. Вопреки жалобам Козаков на своевольства воевод и
государевых ратных людей, протопоп уверял, что, напротив, народ
кричит и плачет, <не хотячи быть под козацкою работою, как Израиль
под египетскою>, а только и молит Бога о том, чтоб ему
по-прежнему находиться под державою и властью московского государя.
<Не то, что выводить, - прибавить бы еще нужно воевод в Глухов
и в Гадяч; тогда неколи бы уже бресковатъ (привередничать) коза-
1 От винного котла с мужиков по рублю, с Козаков и священников по
полтине, с сохи, с лошади, с вола, с мельниц, с торговцев, приезжающих
на ярмарки, - все берет и уже не мало тысячей собрал, все меняет их
на червонные золотые.
147
кам, а то их горстка, а затевают небылицу, будто они победу и
одоление одержали; и таких статей добиваются, каких и прежде, когда все войско вкупе было не рознясь, не бывало. Возвещаю
великому государю, что козаки умные, которые помнят свое крестное
целование, а с ними и мещане и вся чернь говорят вслух: <буде