— Отчего не подделать, — вмешался возничий, — была бы только ось, а если найдется товар, так я и загвоздку в минуту смастерю.
— Ну вот, ну вот! — продолжал шинкарь, — пусть ясновельможный пан зайдет в шинок, а мы завезем в заезд воз, приправим к нему новую ось, а тем часом вельможный пан выпьет келех меду и все будет готово.
— Д–да, делать нечего! Этакая чертова халепа! — незнакомец досадливо нахлобучил на лоб шапку, подвинул плечом осунувшуюся было на спину керею и произнес, обращаясь к жиду: — Ну, идем! Да только смотри, чтобы мне за час вся справа была окончена!
— Зачем за час? В хвылыночку все будет кончено! — взвизгнул жид и бросился вперед незнакомца. — Вот сюда, сюда пожалуйте, в отдельный покой! — заговорил он, когда незнакомец вошел под своды проезда. — А то там, в корчме, набилось много… пфе! разной черни.
— Ну, а меня куда же сунешь, жиде? — произнес в это время Мазепа, отделяясь от стены и подходя к нему. — Мне бы тоже не хотелось с чернью. Так нельзя ли и меня туда?
— Может, ясновельможный пан позволит и пану казаку передохнуть с ним в одном покое? — обратился жид подобострастно к незнакомцу.
Незнакомец оглянул Мазепу и, очевидно, не заметил в его наружности ничего подозрительного.
— Что ж, — произнес он, — я честной компании не цураюсь. Рад разделить с подорожним товарищем келех меду.
— Спасибо, пане–брате, — ответил Мазепа, — а я тебе и мешать долго не буду, отдохну, да и дальше.
— Вот и гит, гит! — заговорил радостно жид, распахивая перед ними низенькие двери. — И панство будет довольно, и воз будет поправлен, и кони отдохнут, и бедный жидок заработает копейку!
— Маешь тридцать дукатов! — шепнул ему на ухо Мазепа, проходя за незнакомцем в указанный покой.
Жид только захлебнулся от восторга и бросился в корчму тащить знатным гостям пиво, мед, вино и всякую снедь.
Через несколько минут на столе появились принесенные шинкарем фляжки, кубки и всевозможные закуски, а также и зажженные в медных шандалах сальные свечи, так как в комнате становилось уже темно.
Незнакомец сбросил с себя кобеняк и остался в длинном синем жупане, какие носили почетные горожане и купцы.
— Ну–с, пане–брате, — произнес он, подсовывая свои рукава, — давай хоть выпьем, да запалим люльки, чтоб дома не журились.
— Гаразд! — согласился весело Мазепа и, сбросивши свою керею, присел также к столу.
Незнакомец поднял тяжелую фляжку и перегнул ее над кубком. Теперь Мазепа увидел уже совершенно вблизи его руку, тусклый свет свечи упал на нее — и бриллиант на мизинце загорелся всеми огнями.
Мазепа почувствовал, как кровь залила ему весь мозг шумящей волной: бесспорно, это был его перстень, тот самый перстень, который он посылал к Галине в залог столь близкого счастья. На мгновенье он забыл все на свете, кроме этого кольца. Ему неудержимо захотелось тут же, сейчас схватить за руку этого незнакомца и вымолить, выспросить у него, откуда он достал это кольцо? Но это было только мгновенье, через минуту обычная рассудительность вернулась к Мазепе. Надо было действовать ловко, хитро и осторожно, а главное, не пробудить какого-нибудь подозрения в незнакомце.
— Ну, будем же здоровы! — отвечал он весело, принимая из рук незнакомца кубок и чокаясь с ним.
Оба выпили.
— Кислый мед! — произнес с легкой гримасой незнакомец, опуская кубок на стол.
— Попробуем другого питья, — предложил Мазепа. — Гей, жиде!
На пороге появилась фигура сияющего от удовольствия шинкаря.
— Мальвазии тащи сюда!
Через минуту на столе появилась новая бутылка.
— Теперь уж ты откушай, пане–брате! — произнес с любезной улыбкой Мазепа, подавая незнакомцу наполненный кубок.
Незнакомец отпил, поставил кубок на стол и расправил ладонью усы.
— Ну, это дело, — ответил он, — это еще пить можно.
— Ге, да ты, я вижу, не только на конях, а и на вине добре знаешься, — улыбнулся Мазепа. — Видел твоих коней, добрые кони, отличные… А сколько дал?
— Пятьдесят дукатов.
— Пустяковина! За таких коней и шестьдесят дать не грех!.. Ну, выпьем же еще по чарке! — и Мазепа снова налил кубок и подал его незнакомцу.
— Го–го! — ответил тот с улыбкой. — Да ты, я вижу, пить не промах!
— «Хто чарки личить, той добра не зычить», — усмехнулся Мазепа и осушил одним духом свой кубок.
Мало–помалу между ним и незнакомцем завязалась самая оживленная беседа. Несмотря на все свое душевное волнение, Мазепа так и сыпал шутками, остротами, прибаутками и тем временем подливал мальвазии незнакомцу.
И мальвазия, и оживленная беседа делали свое дело. Незнакомец мало–помалу терял свою сдержанность. Мазепа чувствовал, что очаровывает его.