Выбрать главу

Габриэлла почувствовала приступ грусти, глядя на пепел своей матери, но это была теперь уже застарелая грусть. Прошло много лет с того нападения и их бегства под покровом ночи, много лет с тех страшных недель, когда Габриэлле было не известно, живы ли ее родители или мертвы, и вернется ли она когда-нибудь к ним. Теперь все это были только смутные воспоминания: маленький, заснеженный домик, красный плащ с капюшоном, долгие унылые ночи, наполненные страха. Теперь мать Габриэллы была едва смутным сном, дуновением духов, эхом поющего голоса. Габриэлла скучала по ней своим детским раненым сердцем. Молодая женщина, которая выросла с этим горем в своем сердце, чувствовала теперь лишь смутную печаль, испытывала легкую боль от отсутствия чего-то, что она никогда не знала.

Рисс приблизилась к уху Габриэллы.

— Да, не волнуйся ты так, — прошептала она. — Возможно, в скором времени ты и Дэррик вернетесь сюда снова, только тогда вы будете одеты в белое вместо черного.

Габриэлла покраснела и ткнула Рисс локтем.

— Ты неисправима! — прошипела она. — Ты же знаешь, что по традиции я должна выйти замуж за человека королевской крови. А из Дэррика такой же принц как из посудной тряпки.

— Будь прокляты эти традиции, — заметила Рисс, слегка пожав плечами. — Всем достойным иностранным принцам пошел уже шестой десяток. Твой отец не пожелает тебе такой судьбы. К тому же, — усмехнулась она. — Я лучше всех была в классе по гаданию, если ты помнишь. Я никогда не ошибаюсь.

Габриэлла покачала головой, чувствуя жар, охвативший ее щеки. Она украдкой посмотрела в ​​сторону. Дэррик не слышал, или если слышал, то не показал виду.

Послышалось шуршание ожидающей внизу толпы. Габриэлла увидела, как ректор академии движется по центральному проходу, разделяющему толпу. Собор затих, так что единственным звуком было эхо от стучащего по полу посоха ректора. Его прямые волосы были аккуратно разделены на пробор, обрамляя каменное лицо и подчеркивая суровую величественность его официальной одежды. Когда он дошел до алтаря, он остановился и взглядом обвел студентов, на мгновение останавливаясь на каждом лице. Его грубые черты лица были суровы, но в то же время источали нежность. Его бледно-голубые глаза встретились с Габриэллой на мгновение, а затем двинулись дальше. Наконец, он повернулся к собравшимся семьям.

— В эту ночь, — произнес он, его чистый голос зазвенел в тишине, — ваши дети, чьи лица вы видите перед собой, больше не дети. Перед тем как они вошли в этот собор, они находились под вашей опекой, но выйдут они как взрослые мужчины и женщины, ответственные только перед самими собой и своим королем. Сейчас вы можете попрощаться с вашими детьми и встретить новые лица своих сограждан. С этого вечера и впредь они, как и вы, принадлежат Королевству Камелот. Сегодня наш долг перед ними заканчивается. Сегодня вечером начинается их долг перед Богом, королем, и самими собой…

Шум поднялся из толпы. Головы склонились и одобрительно кивнули. Кто-то промокнул глаза платком. В передних рядах знатные лорды и леди источали твердую решимость. Отец Габриэллы встретился с ней взглядом и слегка улыбнулся с гордым видом.

— А теперь, — сказал ректор, повернувшись к ряду студентов, — примите свое пламя. Вы готовились к этому событию с первого дня школы. Вы знаете, что делать. Выходите вперед, как только я назову ваше имя.

Затем торжественно и методично ректор начал зачитывать имена выпускников. Один за другим выпускники выходили к алтарю, где Магистр магии, профессор Тоф, встречал их с улыбкой в своей замусоленной остроконечной шляпе и струящейся бордовой мантии. Для каждого студента он зажигал палочку ладана из сосуда и передавал ему или ей. Держа пламя в руке, студент поворачивался и поднимался на помост, проходя мимо своих товарищей и направляясь в галерею свеч.

Дэррик вышел первым. Габриэлла наблюдала за ним с почти нелепым чувством гордости. Он склонил голову перед профессором Тофом и торжественно принял свое пламя. В задней части собора два молодых голоса радостно засвистели, и волна смеха прокатилась над толпой. Габриэлла увидела, как мать Дэррика шепотом ругает своих сыновей, пытаясь скрыть улыбку счастья на собственном лице. Через минуту наступил черед Констанции, а затем Рисс.