— Может быть, — с сомнением ответила Скалли.
Стояла невероятная жара, воздух был влажным и плотным, как в бане. Растрепанные, пропотевшие волосы липли к лицу Скалли, кожа зудела от укусов москитов.
По верхушкам деревьев с ветки на ветку, с лианы на лиану неслась стая обезьян-ревунов, создавая своими оглушительными криками и пронзительным визгом невероятный хаос. Попугаи издавали резкие гортанные звуки, колибри, окраской подобные драгоценным камням, порхали перед глазами. Но Скалли сосредоточила все внимание на дороге, стараясь избегать глубоких луж и острых осколков известняка, густо усеявших землю.
— У меня есть предложение, — сказал Малдер, вытирая пот со лба. Он выглядел таким же потным и усталым, как и она. — Давай я буду Стэнли, а ты Ливингстон[15], о'кей?
Владимир Рубикон шагал вперед, не жалуясь.
— Мы идем от дороги только два часа, — сказал он, — и посмотрите, в какой глуши находимся. Теперь вы понимаете, легко ли было обнаружить эти руины на Юкатане? Когда люди покинули города, джунгли быстро поглотили их, и они остались жить только в легендах.
— Но Кситаклан был особенным городом? — поинтересовался Малдер. — Не просто еще одно поселение, где находился еще один храм?
— Моя Кассандра тоже так думала. Он существовал с незапамятных времен, еще до золотого века, был под влиянием тольтеков.
Ослабевшая Скалли взглянула в ярко-голубые глаза археолога и с удивлением поняла, что он вовсе не выглядит несчастным в этих душных джунглях. Он казался более энергичным, чем в тот первый раз, когда они встретились с ним в музее в Вашингтоне. Было очевидно, что старый археолог чувствует себя здесь на своем месте, разыскивая дочь и попутно исследуя не внесенные в каталоги руины майя.
Рубикон прислонился к стволу красного дерева, чтобы перевести дыхание:
<фрагмент утрачен>
Когда тени в лесу стали длинными, рабочие еще раз продемонстрировали свою выносливость. После трудной работы по расчистке тропы индейцы без лишних слов принялись деловито устраивать лагерь у ручья. Для Малдера, Скалли, Рубикона и Агилара они поставили палатки, а сами, вероятно, собрались провести ночь под открытым небом.
Рубикон настойчиво расспрашивал Агилара о том, как он сопровождал Кассандру и ее группу к руинам две недели назад.
— Да, — сказал гид. — Я привел их сюда, но так как они собирались остаться здесь на несколько недель для раскопок, оставил их и вернулся в Канкун. Я цивилизованный человек, а? У меня есть чем заняться.
— Но она была в порядке, когда вы уходили? — снова спросил Рубикон.
— О да, — ответил Агилар, посверкивая глазами. — Более чем в порядке. Ей очень нравилось раскапывать руины Она казалась восхищенной.
— Надеюсь увидеть эти руины своими глазами, — произнес Рубикон.
— Завтра увидите, — бодро сказал Агилар.
Они расселись на поваленных деревьях и камнях, чтобы съесть холодный ужин, состоящий из круглых маисовых лепешек, толстых кусков сыра и неизвестных фруктов, которые индейцы набрали в лесу. Скалли ела медленно, ощущая приятный вкус необычной пищи, счастливая уже оттого, что сидит.
Малдер отогнал от своего красного банана комара и признался Скалли, что по сравнению со вчерашним ужином в отеле эти фрукты, безусловно, лучше.
Он встал, забрался в палатку, где был сложен их багаж, и стал что-то искать в коробках.
Скалли покончила с едой и прислонилась спиной к дереву. После долгой трудной ходьбы ноги все еще дрожали.
Малдер вылез из палатки, что-то держа за спиной.
— Когда я делал предварительное расследование этого случая, то вспомнил рассказ о Тлацолтеотль. — Он взглянул на старого археолога. — Я правильно произнес? А то звучит так, словно я проглотил черепаху.
— А-а, богиня преступной любви! — рассмеялся Рубикон.
— Да, именно она, — сказал Малдер. — Так вот, парень по имени Джаппан пожелал стать любимцем богов — что-то вроде кризиса в середине жизни. Он оставил любимую жену и все имущество, чтобы стать отшельником, забрался на высокую скалу в пустыне и проводил все время в молитвах. — Малдер огляделся вокруг. — Хотя где он здесь нашел пустыню, не знаю. Естественно, боги не могли проигнорировать такой вызов и стали его соблазнять красивыми женщинами, но он не поддался искушению. Тогда перед ним появилась Тлацольтеотль, богиня преступной любви, и нанесла ему, если так можно выразиться, последний удар. Она сказала, что так восхищена его добродетелью, что хочет только его утешить. Она разговаривала с ним все время, пока он спускался со своего утеса, и внизу успешно совратила его — к огромному удовольствию других богов, которые только и ждали, когда он поскользнется.
Боги наказали Джаппана за нескромность, превратив его в скорпиона. От стыда за свою неудачу Джаппан спрятался под камень. Но боги хотели окончательно унизить его, поэтому привели его жену к этому камню, рассказали о его падении и тоже обратили ее в скорпиона.
Он задумчиво улыбнулся, все еще пряча что-то за спиной.
— Но в конце концов это всего лишь романтическая история. Жена Джаппана в облике скорпиона убежала под камень, чтобы соединиться со своим мужем, и у них появилось много-много маленьких скорпиончиков.
Владимир Рубикон, улыбаясь, смотрел на него.
— Замечательно, агент Малдер, — сказал он. — Вы могли бы работать в музее, бесплатно, как и я.
Скалли встала и стряхнула крошки с одежды.
— Интересно, Малдер, но к чему рассказывать эту легенду сейчас?
Он протянул руку, и она увидела на ней безобразные останки раздавленного огромного черного скорпиона со свисающими многочисленными ножками.
— Потому что я нашел это под твоей подушкой.
Когда утром они приготовились свернуть лагерь, Малдер заметил, что его часы остановились. Первой мыслью было, что ночью их группа столкнулась с чем-то чуждым и необъяснимым. Затем он решил, что скорее всего в механизм попала какая-нибудь грязь. Малдер поменял мокрую и грязную верхнюю одежду, надев свежую рубашку, хотя знал, что в лесу она за день так же испачкается и порвется.
Скалли, сонная, с припухшими глазами, вылезла из своей палатки, отмахиваясь от комаров и москитов.
— Доброе утро, солнышко! — приветствовал ее Малдер.
— Знаешь, я бы предпочла снова работать на студии звукозаписи, — сказала она, раскинув руки и потягиваясь со сна. — По крайней мере у них сухой и чистый офис, а в холле есть автоматы для воды.
Она отхлебнула глоток из своей фляжки, потом плеснула немного воды на ладонь и умылась.
— Да, раньше я не могла оценить по-настоящему, какое это счастье — работать, когда тебе ежесекундно не досаждают мерзкие насекомые.
Фернандо Агилар стоял у дерева перед маленьким зеркалом для бритья, держа в руке бритву с раскрытым лезвием. Его шляпа висела рядом на сломанном суку. Он повернулся к ним с намыленными щеками.
— Buenos dias, amigos! — поздоровался он и вернулся к своему занятию, сбривая щетину и жмурясь от удовольствия. — Ничто так не освежает человека, как утреннее бритье, сразу чувствуешь себя готовым к новому дню, а?
Он продолжал ловко орудовать опасным лезвием, стряхивая пену в папоротник.
— Открою секрет, сеньор Малдер, я подмешиваю в мыло репеллент от насекомых и, кажется, помогает.
— Стоит попробовать, — сказал Малдер, тоже собираясь побриться. — А как потом пройти к ближайшему душу?
Агилар рассмеялся, и пронзительные звуки его громкого смеха напомнили Малдеру крикливую перебранку ревунов, разбудивших его сегодня ночью.
Рабочие быстро сложили палатки, упаковали их в компактные брезентовые мешки, затем собрали одеяла и остальное снаряжение.
Владимир Рубикон в нетерпении расхаживал у собранных вещей и бросал в рот изюминки из маленького пакетика.
— Скоро ли отправимся? — поминутно спрашивал он.