— Ты, милый человек, не в лавке работаешь, а в подполье. Какой дурак будет тебе расписки писать? Ты что, не доверяешь комитету?
Пришлось проглотить горькую пилюлю да еще и льстиво улыбнуться:
— Нет, я только хочу быть уверен, что действительно приношу пользу делу.
— А если ты еще не уверен в этом, то почему участвуешь в нем?
— Ты не понял меня, Костя, — уже встревожился Рудзянко, почувствовав, что очень далеко зашел в своих требованиях. Тем более, что Костя в последнее время почему-то отдалялся от него, часто ночевал где-то на других квартирах.
— Сколько раз я говорил тебе, Борис, что подпольщик не имеет права интересоваться тем, что его не касается непосредственно. Это закон.
— Хорошо, учту...
Но интересоваться не переставал. Ему хотелось сблизиться с Толиком Маленьким, который теперь самостоятельно ходил в город и из города без помощи Рудзянки.
Однажды с Толиком в отряд пошел и Анатоль Филипенок. В лесу пробыл он недолго. Нужно было идти на явку с резидентом СД. Но как? Что придумать? Правда, и на этот раз ему повезло. Толик Маленький получил новое задание идти в город, и Анатоль Филипенок напросился помогать ему. Командование отряда отпустило. Так снова агент СД очутился в городе. Он донес своим хозяевам не только о деятельности подпольщиков, но и о их связях с лесом.
Над подпольем нависла новая угроза, еще более тяжелая, чем в марте. И самое страшное было то, что сами подпольщики об этом и не подозревали.
Жан все лето был в походах. Не успеет вернуться из одного отряда, как Ватик или Короткевич дают ему новое поручение. Оружие и медикаменты, сведения о противнике и одежда — все, что горком предлагал ему доставлять в лес, попадало туда в назначенный срок. Почти во всех партизанских бригадах вокруг Минска знали веселого, неутомимого, всегда уверенного в своих силах Жана. Ни разу он не пожаловался никому на трудности, не сказал членам горкома или командованию какой-нибудь бригады: «Нет, такого задания выполнить я не могу». Вообще слов «не могу» в его лексиконе не существовало.
— Не заколдован ли он? — порой говорили завистники. — Очень уж удачливый...
Но тот, кто знал Жана в деле, кто видел, чего стоили его внешняя беззаботность, веселость и необычная смелость, тот не думал об удачливости.
Очередное его задание — снова собрать медикаменты и доставить их на озеро Палик, в бригаду «Дяди Коли». На Мопровской улице находилась аптека, в которой заместителем заведующего работала Лида Девочко (Ларина). Туда и пошел Жан.
Увидев на пороге знакомую фигуру высокого, плечистого Жана, Лида заторопилась ему навстречу. На такой случай у него всегда были рецепты, и она обычно сама выдавала ему лекарства.
Получив сверточек, Жан незаметно дал знак Лиде: выйди, есть дело, — а сам, приветливо простившись с работниками аптеки, пошел на условленное место. Вскоре туда пришла и Лида.
— Я снова иду в путь-дорогу. Подготовь хороший подарок, — попросил он Лиду. — Да не скупись. Занесешь к Вите Рубец. Профессору Клумову тоже передай, чтоб и он чего-нибудь собрал. Впрочем, к профессору Витя Аллу Сидорович пошлет... А ты принеси часть сегодня, часть завтра. Будет надежная попутная машина, могу много отвезти. Бинтов не забудь...
— Все будет сделано.
И они сердечно пожали друг другу руки на прощанье.
На другой день большой сверток с медикаментами лежал в сиденье шофера, а рядом с шофером сидел Жан и рассказывал разные сказки. Документы им оформил Иван Козлов по образцам, которые только передал из городского комиссариата Захар Галло.
Дорога то взбегала на пригорки, то резко, так, что у путешественников дух захватывало, спускалась в низины, то петляла между песчаными холмами. Все вокруг было хорошо знакомо Жану. Когда-то здесь он начинал свою партизанскую деятельность. Вот обрыв, за которым лежал он в кустарнике, ожидая, когда внизу, на дороге, появится фашистская дичь. Вон на том повороте бросил он гранату под колеса фашистской машины... По тому вон лесу, который тянется на восток, возвращались они с первых операций...
Кажется, не год прошел, а целое столетие! Сколько событий произошло за этот короткий промежуток времени! Если бы начал рассказывать обо всем по порядку, не хватило бы и нескольких месяцев. Да и сам себе не поверил бы, что так оно было, что все это правда.
А как возмужал Жан за этот год! Однако после всего пережитого не утратил он своей веселости и бодрости. Если уж жить, так с музыкой, и умирать с музыкой, чтоб врагам не по себе стало.
За Логойском началась партизанская зона. Несколько бригад народных мстителей облюбовали болотистую пойму реки Березины, а возле озера Палик разместились партизанские базы.
Сразу же за Плещеницами Жан сошел с машины и забрал с собой большой сверток. Шофер повернул обратно (у него было свое задание), а Жан взял направление на восток.
День выдался на диво солнечный, теплый. Над пустым полем медленно плыла паутина бабьего лета. Плыла высоко, в светлой голубизне, потом опускалась ниже, до земли, цепляясь за колючее жнивье. За пригорком начался лес, притихший, словно затаивший какую-то глубокую думу. Ярко-красным огнем горели гроздья рябины, золотом сверкали клены.
Дубы еще похвалялись своей моложавостью. Но и их кроны то там, то здесь осыпала желтоватая седина. А зябкие осины уже дрожали и ныли от холода, хотя и не слышно было ветра и солнце еще светило.
По обеим сторонам лесной дороги багровели брусника, клюква. Будто хитрые лисьи глазки, смотрели на путника ягоды крушины. Синевой отливал можжевельник. Манящая, ласковая осень царила над просторами родной Белоруссии.
Жан шел по лесной дороге и не чувствовал усталости. По еле приметной тропинке он свернул в кустарник. Ноги утонули в мягком мху. Упругие ветки хлестали по лицу.
Вскоре на полянке показалась хата лесника. Во дворе, за изгородью, хрипло залаяла собака. Из хаты вышла хозяйка, осмотрелась и, заметив высокую, широкоплечую фигуру Жана, издали улыбнулась:
— А, Жан пришел! Пожалуйста, пожалуйста, такому гостю всегда рады. Жалко, старик мой куда-то пошел. Но он обещал скоро вернуться. Заходите в хату, раздевайтесь, отдыхайте.
Упрашивать Жана не нужно было. Всюду, куда он ни приходил, чувствовал себя как дома. И всякий раз не обходилось без шуток.
— А вы, матуля, все молодеете, ей-богу, молодеете, — похвалил он хозяйку. — Только бы не сглазить!
— Что это вы сегодня? — даже покраснела она. — Такой разговорчивый! Не то что мой старик... Он все молча. Привык в лесу больше слушать, чем говорить.
— Знаете, это теперь не порок. Наоборот. Молчаливые люди очень нужны.
Хозяйка поставила на стол крестьянскую еду. Жан ел и после каждой ложки похваливал кушанье: и вкусное, и наваристое, любой ресторанный повар позавидовал бы.
Вскоре пришел сам лесник. Крепкий старик с широченной седой бородой, он смотрел на Жана светлыми, пытливыми, совсем молодыми глазами. Под густыми, порыжевшими от табака усами затеплилась скупая улыбка.
— А, Жан! — и крепко, по-молодому, пожал гостю руку.
Старик и в самом деле был неразговорчивый. Бросил два-три слова и замолчал.
И так до утра. А утром вместе с Жаном он пошел на Палик.
Кроме медикаментов Жан нес с собой ценные сведения о фашистских военных частях, размещенных в Минске, и о работе железнодорожного транспорта.
Командование партизанской бригады «Дяди Коли» предложило ему отдохнуть несколько дней.
— За это время мы подготовим мины и термитные шашки, которые просил горком партии. Отнесете в город.
Он согласился. И, пользуясь тем, что выдалось свободное время, решил послать письмо родным. Попросил в штабе два листа чистой бумаги и сел писать.
А кому? Жене? Неизвестно, где она. Выбралась ли тогда на восток? А может быть, попала где-нибудь под фашистскую бомбу или под автоматную очередь гитлеровских десантников?
Матери? Так она же под Барановичами. И он там недавно был.
Больше некому. Разве тестю написать. Он же в Казанском облвоенкомате работает. Если Тамара успела эвакуироваться, то она обязательно поедет к родителям. Узнав, что сюда иногда прилетает самолет с Большой земли, он решил послать тестю весточку о себе. Вначале перо быстро забегало по бумаге.