Доктор, молчаливый мрачный тип, делает мне прививки от всевозможных болезней, периодически воздевая глаза к потолку и поражаясь, как мне удалось выживать без них.
Из медблока меня выпускают только вечером второго дня. Забирает снова лично Коннери, очевидно, опасаясь, что от врача Питер может узнать то, что ему знать не положено. Врач сдает меня из рук в руки и обещает, что ближайший год я даже не чихну, и вообще могу даже спать на снегу, и мне от этого ничего не будет.
Он говорит это с такой усмешкой, что мне хочется его ударить. Для него “спать на снегу” — всего лишь метафора.
Полковник отводит меня в комнату в полном молчании. Мне нечего ему сказать. А с его стороны все уже сделано и сказано. Полный инструктаж проведен.
Мне предстоит приходить в заброшенное здание на краю одной из центральных улиц каждое двадцать четвертое число каждого месяца. “Каждого месяца” звучит оптимистично, будто этих месяцев будет много. Впрочем, тот, кого превратили в пугало без поля, наверняка, считал так же.
Каждое двадцать четвертое число, в указанном здании я буду встречаться с Питером. Так как место дислокации Проклятых находится в Центральном районе, по мнению полковника, мне не составит труда уходить из лагеря ночью. У меня своя точка зрения на его “не составит труда”, но благоразумно придерживаю ее при себе, пока Коннери не передумал и не отменил сделку.
Если не появлюсь двадцать четвертого, Питер будет ждать еще два дня. Если не появлюсь и двадцать шестого, значит, меня уже нет.
А вот это уже похоже на правду. Если проколюсь на чем-нибудь, меня порешат быстро, и вряд ли обо мне вообще кто-нибудь здесь вспомнит. Для эсбэшников я всего лишь расходный материал, такой же шанс, как и они для меня. И если этим шансом не удастся воспользоваться, что ж, мы все останемся при своем.
***
Весь следующий день провожу в комнате, так как решено вернуть меня в Нижний мир под покровом темноты.
Беспокоит меня только Питер, который приносит новую одежду.
— Это не мои вещи, — хмурюсь, рассматривая стопку, которую он водружает на кровать.
— Эта лучше, — сегодня у Брюнета вновь отличное настроение.
Лучше-то лучше, но мои вещи были настоящим тряпьем, не хватало проколоться на такой мелочи. Но, кажется, думаю о сотрудниках СБ слишком плохо. Одежда выглядит потрепанной и тонкой.
— В нее вшиты специальные нити, помогающие сохранить тепло тела, — гордо поясняет Питер. — А ботинки влагонепроницаемые.
— Здорово, — бормочу без энтузиазма.
Вроде бы, все сказано, но Пит мнется на пороге.
— Ты что-то хотел? — не то чтобы мне улыбалось вести с ним длительные беседы, но грубить почему-то желания нет.
— Можно вопрос?
— Валяй.
— Почему ты не попросил Коннери хотя бы организовать встречу с отцом? Он на другом континенте, но на флайере это два часа лёту, полковник мог бы устроить.
В глазах парня искреннее недоумение, а я не знаю, как ему объяснить. Тому, кто не был на моем месте, не понять, да и незачем.
Не смогу объяснить, что не могу увидеть отца спустя четыре года только затем, чтобы сказать: “Я попробую что-то сделать”. Дать надежду, не имея ни малейшей гарантии того, что что-то получится. Заявиться сейчас и показать, что его ребенок не сыт, не в безопасности и не счастлив. Будет ли ему легче встретить меня на несколько минут, увидеть, что со мной стало, и снова расстаться на неопределенный срок, а весьма вероятно, что навсегда? А кого увижу я вместо человека, которого выводили из зала суда?..
Нет, мы или встретимся, чтобы никогда не расставаться, или останемся в памяти друг друга теми, кем были когда-то. И точка.
— Ни к чему это, — отвечаю таким тоном, что у Пита пропадает всякое желание задавать вопросы.
— Э-э… — Брюнет теряется. — Ну, я тогда пойду. Приду за тобой вечером.
Киваю, отпускаю его жестом ленивого императора. Дверь ползет за его спиной и возвращается на место.
Я снова в одиночестве. Какое блаженство.
***
Оставшийся день лежу на кровати, закинув руки за голову, и смотрю в потолок.
Хорошо бы выспаться напоследок, но сон не идет. Мысли так и кружатся в голове. И самая главная из них — могу ли я верить “верхним”. Ответ очевиден: конечно же, нет. Уже слишком давно никому не верю, чтобы внезапно научиться доверять и полагаться на кого бы то ни было. Поверить — значит раскрыться, обнажить часть себя из-под брони, а значит, и подставиться под удар.
Что если никто и палец о палец не ударит ради моего отца, буду я хоть из кожи вон лезть? Может быть, стоит воспользоваться преимуществом, прийти к Проклятым и сразу же рассказать, что к чему, мол, парни, на вас идет охота, берегитесь? Кто знает, возможно, Коэн будет благодарен за информацию, и мне достанется “хлебное место” в его банде?