— Привет, — бросает он. Не приветливо и не зло, вообще совершенно равнодушно.
— Привет, — повторяю эхом.
Повисает молчание. Умелые руки заканчивают перевязку, а то, что руки умелые, видно сразу.
— А теперь ложись, — говорит парень строго, — и несколько дней ты отсюда не выйдешь.
— Но Фред… — начинает возражать Мышонок. Стоит произнести имя Коэна, как глаза увлажняются.
— С Фредом я поговорю, — голос уверенный, и не возникает ни капли сомнения, что действительно поговорит. — А теперь живо отлеживаться.
Кесседи встает и направляется к двери, когда Мышонок снова его окликает:
— Райан!
— Чего? — останавливается и поворачивается к мальчишке.
— Хорошо, что ты успел вернуться, а то я бы…
Мышонок не договаривает, скорее всего, сам не знает, что бы он “а то”.
Картинка понемногу складывает воедино. Очевидно, Кесседи отсутствовал и вернулся, как раз когда мы беседовали с Коэном.
— Спи давай, — добродушно усмехается зам Коэна. Улыбка совершенно преображает его лицо, но это длится лишь мгновение. Он вновь становится серьезным и быстро выходит, обойдя нас с Попсом, стоящих на пороге.
— Э-эээ, мне постоять на стреме? — тут же спрашивает Брэд, решив, что у меня к Мышонку какой-то личный разговор.
— Не нужно, — отказываюсь. Нам не о чем вести длительные беседы, да и вообще, по сути, не о чем говорить.
Просто подхожу и вкладываю в ладонь мальчишки тот самый крупный осколок, камня из кулона, который удалось подобрать. Глаза Мышонка вспыхивают, он хочет что-то сказать, но я качаю головой, а затем выхожу из их с Попсом жилища. Брэдли сторонится, пропуская меня, он явно ничего не понял, и хорошо.
В коридоре по-прежнему никого, первая половина дня здесь — сонный час перед бурной ночной деятельностью, и я беспрепятственно добираюсь до своего нового временного пристанища.
Поднимаю штору и встречаюсь с карими глазами.
Райан лежит на своей койке на спине, заложив руки за голову. На меня смотрит так, будто я давно здесь живу: скорее скучающе, чем заинтересованно. Впрочем, чужую куртку на гвозде он не заметить не мог.
Вот, значит, что у меня за сосед — Райан Кесседи. Неожиданно.
— Привет, — говорю, хотя мы виделись несколько минут назад.
Райан хмыкает, видимо, считая приветствие излишним, и укладывается набок.
— Свет, будь добр, не включай, когда я сплю, — говорит буднично, кивая в сторону настенной лампы, расположенной над тумбой между нашими кроватями. Похоже, он привык к частой смене соседей. Тем лучше.
— Без проблем, — отвечаю и прохожу к своей койке, сажусь, снимаю ботинки. Раз у всех днем принят “тихий час”, пора вливаться в коллектив. Спать хочется невероятно.
Выключаю свет и укладываюсь, но стоит закрыть глаза, снова возникает нелепое желание мыть руки. Пару минут даже подумываю, не сходить ли в “ванную”, но пересиливаю себя и лежу неподвижно. С собой и своими поступками нужно примириться.
В “комнате” полутемно, свет проникает только через штору, выполняющую функцию двери.
— Значит, ты убил Здоровяка Сида? — раздается внезапно.
Кесседи, ты же, вроде, неразговорчивый. Вот бы и молчал…
— Убил, — отвечаю сухо.
— Чтобы спасти Мыша?
— Нет, чтобы получить наследство его тетушки, — вдруг вспыхиваю. Долго меня все будут расспрашивать о том, для чего мне понадобилось убивать человека?
Райан хмыкает.
— На его тетушку мне наплевать, а за Мыша спасибо.
Это так неожиданно, что не нахожу, что ответить.
К черту его с благодарностями. Мне бы руки помыть.
Все-таки не выдерживаю. Молча встаю, обуваюсь и плетусь в ванную, где провожу еще четверть часа, оттирая ладони огрызком мыла до тех пор, пока кожа не начинает гореть.
8.
— Пап, ну можно я пойду погуляю? — плаксиво спрашивает девочка, откладывая планшет, на котором открыта страница из школьного учебника. — Я уже все выучила.
Девочке лет десять, она одета в модные брюки и яркую футболку со смешной рожицей — последний писк моды, длинные волосы стянуты в тугой “хвост” на макушке.
На улице тепло по меркам Аквилона, и девочке хочется гулять с друзьями, а не корпеть над учебниками, но отец не умолим:
— Уже поздно, завтра погуляете, — он на мгновение отрывается от своего рабочего компьютера, чтобы ответить дочери, и снова возвращается к работе. Завтра у него, наверняка, очередная важная сделка.
Девочка обреченно вздыхает и с тоской смотрит в окно: на улице уже почти темно, а над землей расстилается густой туман, на расстоянии кажущийся прямо-таки осязаемым.