Моя способность убивать, он хотел сказать…
— Хорошо, — говорю и ухожу в свой отсек.
***
— С чего ты взял, что я к чему-то там готов?!
Райан лежит на койке с выключенным светом, в “комнате” полумрак, сквозь штору попадает только освещение из коридора. Стремительно захожу и сдергиваю с его головы одеяло.
— Не ори, — шипит на меня Кесседи, вырывая одеяло. — Хочешь, чтобы он услышал?
Этого “его” он явно не боится, а вот мне бы следовало, тут он прав. Выпускаю из пальцев шерстяную ткань.
— Коэн явно уверен, что я пойду и перережу половину завода этим вечером, — шиплю в ответ.
Райан принимает вертикальное положение, садится на кровати, пожимает плечами.
— Даже если считает. Тебе-то что?
— Да меня до сих тянет мыть руки, как только подумаю о Сиде, — какого черта из меня рвется эта откровенность.
— Знаю, — кивает Кесседи. — Видел, как ты бродишь в ванную по ночам.
Мне хочется его ударить. Прямо руки чешутся. Разбить это спокойное лицо. Это я-то считаю себя умнее остальных?
— Ты не прав, — сообщает мне Райан, — мы тут не убиваем все, что движется, и не поднимаем недвижимое, чтобы умертвить. Если ты решил, что Фред поощряет бессмысленные убийства, ты не прав. Пустить кровь он любит, но Коэн как раз из тех, кому в каждом действии требуется смысл. То, что ты готов убить ради того, чтобы выжить и выжили те, кто идет с тобой плечом к плечу, дорого стоит. Мышь, например, не убьет. Не сможет. Рыжий тоже. Фил захочет, да не всегда сумеет, психует, начинает размахивать руками, когда требуется один точный удар… Продолжать?
Постепенно успокаиваюсь от размеренного тона его голоса. Что на меня вообще нашло?
Сажусь на край своей койки, вцепляюсь пальцами в ее край.
— Не надо, — говорю, — я понял.
— Успокоился? — в голосе Райана слышится даже нечто, похожее на участие.
— Вполне, — отвечаю сухо. Тоже мне, защитник несчастных и обездоленных. Пусть с Мышонком кудахчет.
Кесседи будто читает последние мысли по моему лицу, усмехается, опять ложится и укрывается с головой одеялом. А я продолжаю сидеть и пялиться в стену.
10.
Уже привычная вечерняя суета, все одеваются. У тех, кто поумнее, лица серьезные, у остальных — предвкушающие. Мышонка не берут, возложив на него мои бывшие обязанности. Он явно недоволен, но не спорит. Возражать Коэну тут не принято.
— Готов? — спрашивает Кесседи, наглухо застегивая воротник своей куртки до самого подбородка.
Я уже в верхней одежде, сижу на койке, зашнуровывая ботинки. Поднимаю голову и пожимаю плечом:
— Чего тут готовиться.
Райан щурится:
— Ты же, вроде, раньше грабежами не занимался?
— Такого масштаба нет, — отвечаю таким тоном, что больше он не задает вопросов.
Рассказать ему о своем первом годе на заводе, когда приходилось воровать еду, потому что свой паек отбирали те, кто постарше? Или поведать, как меня однажды поймали и избивали до тех пор, пока не намокли штаны? Зачем ему мои откровения? Кесседи родился в Нижнем мире, он знает подобных историй не меньше, и, наверняка, нечто подобное испытал на собственной шкуре.
Никому не нужны наши откровения.
***
Выходим, когда уже совсем темно. Поднимаемся наверх, проходим через дом Гвендолин и Рынды. Старуха что-то недовольно бормочет, но так, чтобы ее слов не расслышали. Гвен провожает нас привычным усталым взглядом. Ее малыш мирно спит в колыбельке.
Ловлю себя на мысли о том, доживет ли этот ребенок до того времени, когда сможет постоять за себя. Вырастет, пойдет работать на один из заводов или же присоединится к банде вне закона, вроде Проклятых… Может быть, умереть в младенчестве лучше?
Был бы сейчас рядом папа, непременно дал бы мне затрещину за подобные мысли. Нет, он ни разу в жизни не поднял на меня руку, но за такие размышления точно бы стукнул и был бы прав.
Выхожу вслед за остальными.
Идем больше молча, изредка переговариваясь. Только один раз натыкаемся на патруль, но он заметен издали из-за света фар в темноте, и все заблаговременно успевают укрыться подальше от маршрута полицейских.
Где были стражи порядка, когда Сид убивал Мышонка? Днем патруль не дозовешься. В светлое время суток они предпочитают не мешать местным выяснять отношения между собой, зато ночью следят за тем, чтобы обитатели Нижнего мира спали, а не посягали на государственное имущество. Что, собственно, Проклятые и собираются сделать.
Завод обнесен высоким забором с колючей проволокой поверху.