Гимн во славу Девы Марии[257]
1673 Избранная Провиденьем
Богоматерь достохвальная,
твоя кротость изначальная
мир очистит обновленьем.
1674 Мир очистит обновленьем,
оградит от страха черного.
Снизойди, прошу, к моленьям
твоего слуги покорного:
из узилища позорного
выпусти его на волю!
Дай мне превозмочь недолю,
защити от зла тлетворного.
1675 Защити от зла тлетворного,
состраданья удостой,
меня, грешника упорного
осени своей святой
кротостью и добротой;
Дева, помоги заблудшему,
озари дорогу к лучшему
светозарной чистотой.
1676 Светозарной чистотой,
чистотою несравненной
радуя весь род людской,
властвуешь ты над вселенной;
ты — сосуд благословенный.
В час душевного ненастья
просит твоего участья
грешник слабый и смиренный.
1677 Грешник слабый и смиренный,
возношу к тебе моленья
аз коленопреклоненный:
ниспошли мне утешенье,
огради от искушенья.
Я взываю к состраданью:
поддержи своею дланью,
дай моей душе спасенье.
Гимн во славу Девы Марии[258]
1678 Душу свою,
набожно благоговея,
я предаю
Деве, кто света светлее:
славу твою
я воспою,
райского сада лилея.
1679 Дева святая,
вышнего царства царица,
буду всегда я
с верою твердой молиться;
жду, уповая:
к узнику — злая
смилостивится темница.
1680 Славлю Пречистую,
слезно молю Матерь Божью:
веру дай истую,
да не сверну к бездорожью;
в схватке с нечистою
силой да выстою,
да не склонюсь перед ложью!
1681 Кормщицей будь,
будь мне звездой путеводной:
выправи путь
грешный, небогоугодный;
скорбь давит грудь,
дай мне дохнуть
воздухом жизни свободной.
1682 Крепче гранита
помощь твоя милосердная:
ты нам защита
в наших страданьях, бессмертная;
да не забыто
будет пиита
к Деве моленье усердное.
1683 В чем мои вины?
Муку терплю беспримерную;
иль ждать кончины,
чтобы избыть боль безмерную?
Нет, из пучины
горькой кручины
выведешь мя в гавань верную!
Гимн во славу Девы Марии[259]
1684 Приснодева, Мария Святая,
непорочная Матерь Христова,
вновь слагаю хвалебное слово,
на защиту твою уповая,
Песня, укоряющая судьбу[260]
1685 Зачем так жестоко
всевластие рока,
коварство фортуны?
Ужель нет в стенаниях прока,
ужель мне враждебен без срока
мир будет подлунный?
1686 Не выразит слово
страданья такого,
которым, судьбина,
терзаешь меня ты сурово.
Как жить если снова и снова
меня донимает кручина?
1687 Ни дня без мученья:
обиды, глумленья
невмочь мне сносить!
Судьба, иль не дашь облегченья,
иль радости хоть на мгновенье
не дашь мне вкусить?
1688 Когда б ты смягчилась
и гнев бы на милость,
фортуна, сменила, —
исчезли бы мрак и унылость,
вновь светом бы жизнь озарилась,
душа б воскрылила.
1689 А будешь заклятым
моим супостатом,
что ищет со мною раздора, —
тобою зачатым
скорбям и утратам
конец будет скоро.
Песня про талаверских клириков[261]
1690 Весной в Талаверу — все это чистейшая быль —
направил послание архиепископ дон Хиль;
пришлось по душе оно кой-кому из простофиль,
но всем остальным было — словно по шее костыль.
1691 Тот архипресвитер, который доставил посланье,
содеял сие поневоле, противу желанья;
созвал он всех клириков и для честного собранья
речь начал свою — подневольное повествованье.
1692 «О братья! — воззвал он, — воистину в горестный миг
мы свиделись, ибо нежданный удар нас постиг;
не мнил до такого дожить я, несчастный старик,
недоброе вам предвещает мой жалостный лик».
1693 В слезах начал архипресвитер свой скорбный рассказ:
«Сам папа издать соизволил строжайший указ,
о коем обязан в известность поставить я вас,
хоть сердце сжимается, катятся слезы из глаз».
1694 Для клира сей папский указ был ударом тяжелым,
как будто бы гром по холмам прокатился и долам:
под страхом проклятья предписано папским глаголом —
им ныне и присно сношенья пресечь с женским полом.
1695 От новости этой весь клир заходил ходуном;
поспоривши и пошумев, согласились на том,
что надо бы им разойтись, пораскинуть умом
и вновь для принятья решенья сойтись завтра днем.
1696 Назавтра, когда духовенство вновь сгрудилось в храме,
декан обратился к собранью с такими словами:
«О братие, тучи, сгустившиеся днесь над нами,
развеет кастильский король — воззовем к нему сами.
1697 Мы — лица духовного званья, однако, поколь
плоть наша еще не покинула эту юдоль,
мы — слуги монарха, и знает наш добрый король:[262]
не чужды нам, грешным, ни радость мирская, ни боль.
1698 С полгода назад с Миловзорой я сладил, не ране,
могу ль ее бросить, повергнуть в пучину страданий?
Недавно купил ей двенадцать локтей лучшей ткани;
намедни — тонзурой клянусь! — искупался в лохани.
1699 Скорей я сложу с себя сан и оставлю приход,
с которого мне поступает изрядный доход,
чем деву предам, в ком нашел я сердечный оплот,
и мню — большинство из вас той же стезею пойдет».
1700 Его поддержал со слезами клир в полном составе;
порывшись в писаньях пророков, почивших во славе,
декан прорыдал им строку — я привесть ее вправе:
«Nobis enim dimittere est quoniam suave».[263]
1701 Потом обратился к собравшимся брат казначей,
из лучших умов он считался в общине своей:
«Сдается, друзья, до чернейших мы дожили дней,
но я опечален всех более новостью сей.
1702 Всем тяжко, но я превзошел в своей горести меру:
скорее отважусь покинуть навек Талаверу,
чем брошу Тересу, открывшую мне, маловеру,
дверь в царствие чувства, в любви беспредельную сферу.
1703 Я, С ней разлучась, стану жертвой любовных страданий,
каких не найти ни в одном знаменитом романе
из тех, что написаны в нашем ли веке иль ране,
к примеру — о Флоресе и Бланкафлор, о Тристане.[264]
1704 Ведь если дразнить, мучить голодом щенную суку,
со злости она и в хозяйскую вцепится руку;
так ежели архиепископ чинит нам докуку,
то я не стерплю безответно — даю вам поруку».
1705 Добавил и регент по имени Санчо Муньос:
«Нам архиепископ грозит, но за что — вот вопрос?
Он нам не прощает того, что прощает Христос,
и я к вам взываю: да не устрашимся угроз!
1706 Допустим, держал иль держу я служанку в дому, —
до этого, видит Господь, дела пет никому,
ни архиепископу; я подчинился б ему,
когда бы невестку держал при себе иль куму.
1707 Из жалости некогда взял к себе в дом я сиротку:
тиха, благонравна, вести ей хозяйство в охотку.
Что ж, из дому должен я добрую выгнать молодку,
а после — о стыд! — по дурному шнырять околотку?
1708 Духовным особам отнюдь подражать не пристало,
скажу без утайки, канонику дону Гонсало;
как ведомо всем, добродетели он не зерцало:
что ночь, то приводит девиц из дурного квартала».
1709 Пожалуй, на этом мы свой и закончим отчет,
хотя словеса все текли и текли на сей счет:
что клирик, что служка судил и рядил в свой черед;
составить бы можно из доводов сих целый свод.
вернуться
Второй «Гимн во славу Девы Марии» состоит из припева — четверостишия с охватной рифмой (8a 8b 8b 8a) и строф, состоящих из восьмисложных стихов с рифмой типа 8a 8c 8a 8c 8c 8d 8d 8c, причем первый стих каждой строфы повторяет последний стих предыдущей.
вернуться
Каждая строфа третьего «Гимна во славу Девы Марии» состоит из семи стихов, в которых перемежаются пятисложные (1, 3, 5, 6) и семисложные (2, 4, 7) стихи, рифмующиеся по схеме 5a 7b 5a 7b 5a 5a 7b.
вернуться
Строфа 1684 представляет собой начало четвертого «Гимна во славу Девы Марии», от которого сохранился лишь припев-запев, написанный в форме редондильи, т. е. четверостишия, состоящего из восьмисложных стихов с охватной рифмой типа 8a 8b 8b 8a.
вернуться
«Песня, укоряющая судьбу» в списках заголовком не выделялась и долгое время считалась продолжением четвертого «Гимна во славу Девы Марии». Песня состоит из пяти секстин, написанных преимущественно шестисложными стихами с рифмовкой по схеме a a b a a b.
вернуться
«Песня про талаверских клириков» безусловно примыкает к «Книге благой любви» по общему умонастроению и духу, но в отличие от основного корпуса написана от третьего лица.
вернуться
...и знает наш добрый король... M. Р. Лида де Малькьель видит здесь намек на внебрачное сожительство короля Альфонса XI с Леонор де Гусман.
вернуться
«Да опростаемся, ибо это сладостно». Пародийное искажение библейского текста. Псалом 134, ст. 3.
вернуться
...о Флоресе и Бланкафлор, о Тристане. Флорес и Бланкафлор — испанские варианты имен Флуар и Бланшефлер, героев названного их именами рыцарского романа XII в., пользовавшегося большой известностью по всей Европе. Еще более был популярен Тристан, герой различных романов «Тристан и Изольда», первая версия которого также относится к XII в. Испанские варианты этих романов, дошедшие до нас, относятся к гораздо более позднему времени. Поэтому упоминание о них в книге Хуана Руиса представляет большой историко-литературный интерес.