Выбрать главу

И всю жизнь прожила она в доме Введенских.

Глубоко религиозная, она не пропускала ни одной службы, была стенографисткой на всех обновленческих соборах и съездах. Любила Владыку горячей и чистой любовью; она знала все его слабости, и все прощала, и не отходила от него ни на шаг.

Отношения ее с шефом были абсолютно чистые, и никогда никому не приходило в голову, что они могут быть другими. Меньше всего это могло прийти в голову нашему патрону и ей самой.

В это время она была старостой храма, а также бессменной псаломщицей. Читала она прекрасно, с необыкновенным чувством и в то же время без всякой истерики. Это было классическое церковное чтение. И кто бы мог предсказать, слушая ее проникновенное чтение, глядя на ее строгое иноческое лицо, ее ужасный конец.

Владыка Александр относился к ней, как к члену семьи, говорил ей «ты», «Вера». И в то же время был к ней привязан, как к совершенно своему человеку, хотя неровности его характера сказывались и тут.

И здесь мне вспоминается один забавный эпизод, характеризующий нашу ульяновскую жизнь.

Иду я как-то днем к моему патрону. Вдруг навстречу он сам — небритый и с корзиной в руках. Улыбается и говорит: «Идите и ждите меня, а я иду на рынок. Шура (старший сын) сегодня уезжает». Иду. Меня встречает Маша, дочка, ученица 10 класса. Сидим, мило разговариваем. Вдруг врывается шеф, раздраженно кидает в сторону корзину с продуктами и к дочери: «Ты здесь сидишь и флиртуешь, а твой отец, Первоиерарх, должен по базару бегать!»

Подают обед. Нас четверо: шеф, Анна Павловна, Маша и я. Шеф продолжает возмущаться и в какой-то момент делает угрожающее движение по направлению к дочери. Вся красная, она, как ошпаренная, выскакивает из-за стола и убегает.

После этого приходит очередь Анны Павловны. И ей попадает.

Она подает второе, ставит бутылку вина и тоже уходит в другую комнату.

Мы с патроном остаемся одни, молча чокаемся и доедаем обед в молчании.

Вдруг с большим опозданием приходит Вера Ивановна. Это подливает масла в огонь. «Ты там со своими попами совсем сошла с ума. Все утро где-то бегаешь, а я должен ходить по рынкам».

«Почему, Владыко, я должна думать о Шуре, который ко мне относится исключительно грубо?» (Она привела некоторые факты, которые вполне соответствовали действительности.)

«Не для Шуры, а для меня. И не нужно мне твоих услуг. Я вот отца Анатолия (кивок в мою сторону) назначу старостой».

«Пожалуйста, пожалуйста, Владыко. Отец Анатолий, вот ключ от храма. Сегодня в шесть часов служба. К завтрашнему дню надо напечь просфор, сходить за свечками, убрать церковь».

И передо мной кладется ключ.

«Что вы. Вера Ивановна, это все шутки. Владыка же это сказал сгоряча».

«Не знаю, не знаю, вот вам ключ».

Шеф (сердито):

«Хорошо. Дайте мне ключ».

И он забирает ключ. Вера Ивановна уходит. Мы с шефом доедаем обед. Затем он садится за рояль. Играет Шопена. Затем начинается разговор.

«Вы знаете, выпив вина, я пришел в свойственное мне состояние самовосхваления. Сегодня я думал: никто лучше меня не управлял бы церковью».

«А епископ Антонин Грановский?»

«Бросьте, я знаю ваше пристрастие к Антонину, но он угробил бы все дело через две недели». Углубляемся в историю. Наконец шеф встает из-за рояля, говорит:

«Идемте гулять».

И мы идем по Радищевской вниз, к Волге.

Вера Ивановна бежит за нами.

«Владыко, ключ! Пора ко всенощной».

«Какой ключ, что за ключ, не знаю, где он».

Вера Ивановна бежит в дом. Выбегает.

«Ключа нет. Куда вы его, Владыко, положили?»

«Не знаю, не знаю, посмотрите на рояле».

Вера Ивановна бежит опять в дом. Я (уже немного обеспокоенный):

«Но где же, Владыко, все-таки, действительно, ключ?»

«Да ключ у меня. Я просто хочу пошутить и, кстати, дать ей урок».

Вера Ивановна возвращается на этот раз уже в полной панике.

Ключа нет. Шеф медленным жестом лезет в карман. С рассеянным видом:

«Вот какой-то ключ, отдайте его, отец Анатолий».

«Пожалуйста, вот ключ. Вера Ивановна».

«Нет, от вас я его не возьму, пусть мне его отдаст сам Владыка, а не диакон при Первоиерархе».

Наконец после некоторых прелиминарии, ключ берет шеф — и торжественно вручает его Вере Ивановне. Она бежит открывать церковь, а мы идем гулять по берегам Волги.

Все это было бы смешно, если бы не окончилось так трагически для бедной Веры Ивановны. После смерти шефа в 1946 году наступили для нее плохие времена.

В жизни пустота. Сначала все дни она проводила на его могиле. Но так как жить на могиле нельзя, пришлось устраиваться. Сначала она была псаломщицей при Володе, который стал сельским священником. Потом перешла к другому священнику (тоже из обновленцев). Мыкалась по приходам. В 1961 году наступил конец.