Вводят по одному. Вхожу.
Люди в белых халатах. За столом сидит высокий, седой, лысый старик в пенсне, с лицом вредителя, как их изображали в советских пьесах. Высокоинтеллектуальное лицо, манеры джентльмена, осанка старого профессора.
Я раздет по пояс. Доктор замечает на мне нательный крестик.
«Вы что, верующий?»
«Да».
«А кто вы по профессии?»
«Учитель литературы».
Улыбка.
«Скажите, я вот слышу по радио: „Ходит по полю девчонка“ — это и есть теперь литература?»
«Почти что».
«На что жалуетесь?»
Я говорю наугад:
«Спондилит».
Так мне советовал в Москве один старый лагерник, причем что такое «спондилит» я хорошо не знаю.
«Повернитесь».
Доктор ощупывает мой позвоночник.
«Да, да, вижу ваш спондилит. А сердце?»
Я отвечаю неопределенно:
«Да, сердце тоже».
«А легкие?»
«Да, да…».
Он прослушивает меня и говорит:
«До свидания».
Наутро узнаю сногсшибательную новость. Из всего этапа — я единственный признан инвалидом. Потом узнал, как это было.
После осмотра доктор смотрит список, доходит до моей фамилии. «Это кто?» Фельдшеры подсказывают: «Это этот, с крестиком, учитель». — «А, да! Неохота мне этого человека посылать на работу». И взяв перо, выводит своим четким красивым почерком против моей фамилии: «Инвалид».
Я был спасен. Что стало бы со мной при моей неумелости, беспомощности, если бы меня послали на тяжелую работу, об этом говорить не стоит.
Этот врач, встретившийся мне на пороге моей лагерной жизни, стал впоследствии моим верным, очень близким другом. Он умер в декабре 1971 года. И я давно собираюсь рассказать о нем. Отвлекусь сейчас от моего рассказа, чтобы описать жизнь великолепного доктора.
Павел Макарович Гладкий родился 24 декабря 1885 года на Украине, на Донбассе, в семье высококвалифицированного железнодорожного техника.
Окончил гимназию в Екатеринославе, а затем Томский университет, по медицинскому факультету. По окончании университета практикует некоторое время в Иркутске, а затем поступает в Институт восточных языков во Владивостоке.
Овладев китайским языком, доктор направляется в Харбин, становится врачом на Китайско-Восточной железной дороге. Здесь сближается с генералом Хорватом, тогдашним командующим русскими войсками на Дальнем Востоке. Женится на дочери одного из офицеров. Наряду с медициной занимается китаеведением, объезжает весь Китай, заглядывает в самые глухие уголки.
Изучает различные наречия. Является одним из основателей первого этнографического журнала, издающегося в Харбине. (Имя его хорошо известно всем русским китаеведам.)
Избирается за свои научные статьи членом Британского Королевского Географического общества.
Так было до 1921 года. В этом году умирает его жена. И вдруг его охватывает тоска по родине. Возвращается в Россию. Поселяется во Владивостоке. Имеет в городе обширную практику.
А затем наступает неизбежное: в 1929 году арестовывают.
Десять лет в лагерях — на Соловках, на Воркуте, на Колыме. В 1939-м освобождается, со своей новой женой, медицинской сестрой, тоже заключенной, с которой познакомился в лагере.
Поселяется в Архангельске. Работает врачом.
Наступает война. Его жена — неплохая женщина (и сейчас живет в Москве). Один недостаток: очень разговорчивая. С наступлением войны всем многочисленным подругам рассказывает, что немцы скоро возьмут Архангельск, что Павел Макарович будет бургомистром и что вообще советам крышка.
Кто-то из доброжелателей об этом известил соответствующие органы. В 1942 году супруги были арестованы. Им дали по десять лет каждому, они водворились в Каргопольлаге: Павел Макарович врачом на 12-м лагпункте в Мехренге, его супруга на другом лагпункте фельдшерицей. Когда я с ним встретился, он уже отбыл по второму сроку семь лет. Мне пришлось в 1952 году провожать его на волю.
После освобождения он работал врачом в поселке Кодино — там же, где он сидел в лагере. Периодически появлялся в Москве. Дружба наша с ним не прерывалась до самой его смерти.
Он умер в декабре 1971 года в Москве. Я не смог проводить его в последний путь, так как в это время был снова в лагере, в Сычевке, Смоленской области.
Смотрю сейчас на его портрет, сделанный карандашом каким-то лагерным художником, вделанный мною сейчас в раму. Тут он как живой — художник удивительно сумел схватить его выражение. Несколько удлиненный череп. Открытый лоб. Тонкие черты лица. Пенсне. Оперся на руку. Лицо ученого, поэта, государственного деятеля. За спиной двадцать лет лагерей. Бесконечные скитания по лагпунктам. Прожил уже после освобождения девятнадцать лет. Умер 86-ти лет от роду.