Но как добраться до этих щелей? Как просунуть живую руку во все уголки металла и самой проверить, хранит ли какую либо тайну бронзовая рука русского адмирала, француза по крови, не говорившего по русски, но так много сделавшего для блага и славы России?
Изобретательный ум Ирмы быстро придумал выход из положения. Она, скрывая причину своего интереса к памятнику, рассказала о своем плане. Мисе. Та удивленно поглядела на нее.
— Фу ты… А еще врачиха, почти женатая женщина!.. И меня ругаешь за легкомыслие…
Но потом лукавая улыбка тронула ее розовые подкрашеннные губки.
— А, пожалуй, это и в самом деле смешно выйдет. И уж, во всяком случае, ужасно оригинально. Ну, что ж, Ирменька. Попробуем!
Подруги присели на скамейку на краю бульвара и, казалось, стали кого то или чего то ждать.
Это «кто то» скоро оформился в виде компании немного подгулявших матросов, появившихся на другом краю бульвара. Обнявшись друг с другом, молодые матросы, не торопясь, приближались к памятнику. Один из них негромко запевал:
Потом хор стройно, хотя ни к селу, ни к городу, подхватил:
Завидев двух девушек, в это время подошедших к памятнику, молодые парни приостановились.
— Что, девчата, памятник себе на память хотите взять, что ль? спросил курносый веснусчатый матрос, загоревший до степени бронзы.
— А вроде как ты и отгадал! задорно ответила Мися. Сфотографироваться хотим на память перед дюком нашим.
— Так за чем же дело встало, товарищок — пупсик?.. Может, помочь надо?
— Вот то то и дело, что надо! А вы поможете?
Компания с радостным хохотом окружила девушек.
— Господи, Марксе снятый! Да мы же с нашим полным удовольствием!.. Может, вам, памятник на землю положить прикажете, а вы ему на голову сядете? Вот клево выйдет!..
— Вот еще — моряк, а балда! сурово оборвала Мися, и матросы захохотали.
— Ишь как отрезала! Наповал! Что, Петька — съел?.. Значит, пущай Ришелье покеда постоит? Милостиво разрешаете?
— Довольно вам авралить. Я сама вот скоро штурманом буду — вас так драить буду, что только держись!.. Теперь, ведь при советской власти — женщине везде ход.
— Ну, ясно — «дорогу женщине»!
— «А троттуар мужчине»! съязвил другой моряк… Только, ей же Богу, товарищок, это к вам не относится. Потому, если такой хорошенький штурман драить будет — одно удовольствие!
— Не одно, а сразу два!
— Только как же так, гражданочка, выйдет? Про штурманов везде поют:
А как же с вами то будет? Как же грудь то открыть?
— А какую татуировку делать будете? Сердце, пронзенное якорем? А?
— А потом: как же это — штурман с подмазанными губками? А?
— Эх ты, дуботолк, сурово оборвал его другой. Ни черта ты не понимаешь! Тут тоже военное дело — крашеные губки.
— Какое такое «военное»?
— А это, браток, вроде как военная мишень.
— Тю… Для чего?
— Как так «для чего» — для поцелуев: чтобы ненароком не промахнуться в темноте!
Мися сделала вид, что рассердилась на нескромные шутки, но солнышко сияло так ярко, простая грубоватая молодежь была так искренно весела, что у девушки не хватило «сердитости» оборвать задорное нахальство.
— Ну, так все таки, чем же вам, девчата, помочь? А?
— А тут, видите, какое дело. Подруга моя — вот только что с Москвы. Тоже в Мореходку[15] поступать хочет, по морям полазить… И вот заело ее ужжжжасно под ручку с этим важным дюком сняться. А тут высоко — метров, видите сами, с пять… Как же быть?
— Эва, какая беда? При наличии отсутствия лестницы, мы ее и сами мигом подсадим…
Двое матросов подошли к Ирме и несколько смутились — перед ними была не сорванец-девчонка, вроде Миси, а спокойная, высокая, с виду строгая девушка.
— Так как, товарищ… нерешительно спросил один из них. По… Полезете?
Ирма поняла, что ей тут нельзя быть взрослой, врачем, и своим серьезным поведением подчеркнуть, что ее, план имеет под собой особые основания. Нужно было стать на несколько минут — «рубахой-парнем», веселой девушкой, позволяющей фамильярность. Она засмеялась при мысли о своей новой роли и, подхватив под руки своих «кавалеров», подбежала к памятнику.