Жак, скосив глаза, поглядел на свой темно-коричневый нос. Действительно, если его лицо можно было назвать белым, то только по сравнению с лицом его спутника. Против этого Жак не возражал.
— А почему же мне не иметь белого лица? — спросил Жак.
— Разве это плохо?
— Плохо! — отвечал негр с таким убеждением, что Жаку от души захотелось почернеть.
— Белые люди делают зло черным людям, — продолжал негр.
— Они делают зло и друг другу, — возразил Жак, вспомнив про госпожу Лазар. — Меня назвали вором и прогнали с места, а я ничего не крал. Я залез в трюм парохода, чтобы не умереть с голоду. В Марселе много хлеба и много рыбы, а я все-таки умер бы с голоду… Даром никто не накормил бы меня.
— Значит, и тебе делали зло белые люди? — спросил негр с интересом.
— О, еще бы! И не только мне. Они делали зло и моему отцу и моей матери. Я помню, как плакала моя мама… Она была горничной в гостинице и ей пришлось много вытерпеть после того, как умер папа… А моя бабушка! Один доктор в гостинице говорил, что она сошла с ума от бедности. Это верно… А когда и она умерла, хозяин дома выгнал меня на улицу… А я вовсе не был ленив… Я работал даже больше двух других мальчиков. Только уж если кому не везет, так не везет. Нет. Мне скверно жилось в Марселе.
Они сидели в тени, бросаемой скалой, собираясь с силами, чтобы пуститься в путь.
— Когда-то всем людям жилось хорошо, и счастье заходило в каждый дом свободно, как заползает ящерица, — сказал негр. — Только это было очень давно…
После бессонной ночи Жак чувствовал, как слипаются его глаза. Он с наслаждением вытянулся на песке, который не колебался под ним и не качался, как этот несчастный пароход, остов которого все еще чернел на отмели. Жак стал глядеть на синее небо, потом закрыл глаза.
Когда он их открыл, над ним мерцали звезды, а негр тихо тряс его за плечо.
— Пойдем на ту скалу, — шепнул он, указывая наверх.
Они поднялись на ровную каменную площадку, причем Жак спросонья едва не полетел вниз.
Какой-то протяжный вой раздался в лесу, прокатился над всею окрестностью и замер вдали.
Жак с замираньем сердца посмотрел на негра.
— Пантера идет на ночную охоту, — произнес тот спокойно. — Но не мы будем ее дичью.
— Мы, значит, двинемся в путь только завтра? — спросил шопотом Жак.
— Люди не ходят ночью по лесам. Даже Черный Лев ночью сидит тихо, как пень, и ждет рассвета.
— А что такое черный лев? — спросил Жак.
— Я, — отвечал негр.
Жак покосился на него.
«Не оборотень ли это какой?» — подумал он со страхом, — еще, пожалуй, в самом деле обернется львом и слопает. И как на грех я не знаю ни одной молитвы».
Но негр в этот миг мало походил на льва.
Он ничем не отличался от тех жалких старых негров, которых так много на марсельской пристани.
Только когда он хмурился, в его лице появлялось что-то внушавшее жуть. Но сейчас он не хмурился.
Между тем в заросли продолжала пробуждаться ночная жизнь.
Завыл, словно заплакал, леопард, а где-то далеко захохотала гиена. Жаку на миг показалось, что какой-то черный зверь, с теленка величиною, пробежал по береговой опушке.
Негр на все это мало обращал внимания.
Он подложил себе под голову свой узелок и в ответ на беспокойный взгляд Жака сказал:
— Не бойся… Я не засну.
Звездная ночь была спокойна и величественна.
— Да, когда-то все люди были счастливы, — задумчиво произнес Черный Лев, — но это было очень давно. Это было еще в те дни, когда самый большой и толстый баобаб был едва заметным росточком, который мог сорвать и ребенок. Тогда люди были счастливы, потому что Му-га-ша молился за них, а они молились Му-га-ша… Тогда птицы приносили людям плоды, а человек спал, положив голову на лапу льва. Тогда дети играли в кольцах свернувшегося удава.
— Вы помните это? — спросил Жак.
— Или ты не знаешь, сколько живет баобаб? Баобаб так же стар, как море. Этого не помнит и дед мой, хотя борода его была белее полуденного облака. Когда я пришел на свет, белые люди уже рыскали по береговым лесам. А разве белые люди приносят счастье?
— Стало быть, в те времена мы могли бы итти сейчас по лесу, и нам было бы наплевать на пантер?
— Никто никого не трогал.
— Вот удобно было охотиться! — заметил Жак.
— Твои слова противны! — воскликнул негр. — Или ты полагаешь, что люди трогали животных, которые не нападали на них?
— Действительно… Я сболтнул чепуху, — сконфуженно пробормотал Жак.
— Только у белого человека три языка, из которых один всегда болтает. Тогда явился пророк, который, сказал, что счастье не покинет людей до тех пор, пока Му-га-ша будет молиться за них. Никто не смел обижать Му-га-ша.