— Поезжайте на ***-стрит, Кеннингтон, — приказал он шоферу.
В состоянии некоторой растерянности я прыгнул в машину и устроился рядом с другом. Такси тронулось в сторону Трафальгарской площади, потом свернуло на Уайтхолл.
— Посмотрите назад! — воскликнул Смит звенящим от напряжения голосом. — Посмотрите назад!
Я обернулся и поглядел в маленькое прямоугольное окошечко.
Такси, стоявшее в ряду машин вторым, следовало вплотную за нами!
— За нами следят! — резко сказал Смит. — Вот доказательство того, что противнику известно о каждом нашем шаге!
Я повернулся к Найланду и несколько мгновений не находил слов от изумления.
— Так вот какова цель нашего сегодняшнего путешествия! — наконец произнес я. — Ваши слова о «важном свидании» были адресованы предполагаемому шпиону?
— Отчасти, — ответил он. — У меня есть один план, как вы скоро увидите.
Я снова выглянул в заднее окно машины. Теперь мы проезжали между Палатой лордов и Вестминстерским аббатством, а в пятидесяти ярдах за нами с Уайтхолла выворачивало преследующее нас такси! Охваченный страшным возбуждением, я изнемогал от желания узнать личность нашего преследователя.
— Куда мы едем, Смит? — взволнованно спросил я.
— На ***-стрит есть дом, который я облюбовал несколько дней назад для проведения одной операции. Какой именно, узнаете по прибытии.
Некоторое время мы двигались вдоль реки, потом свернули на Воксхоллский мост и по Воксхоллской дороге въехали в унылый район, основной чертой ландшафта которого являлись газометры.
— Вон впереди «Овал»*2 — внезапно сказал Смит. — А вот мы и приехали.
В узком глухом переулке, очевидно, примыкающем к границе знаменитого поля для игры в крикет, водитель затормозил. Смит выпрыгнул из машины и расплатился с таксистом.
— Отъезжайте назад, вон к тем железным воротам, — приказал он шоферу. — И ждите меня там. Пойдемте, Петри!
Бок о бок мы вошли в деревянные ворота небольшого стоящего на отшибе дома — верней, коттеджа — и по мощеной дорожке прошли к боковому входу, дававшему, очевидно, доступ в крохотный садик. В этот момент я осознал две вещи. Во-первых, дом этот пустовал. А во-вторых, некто, вышедший из второго такси, которое затормозило поодаль от нашего, украдкой приближался по противоположной стороне темной, неприветливой улицы, прячась в тени высокого деревянного забора.
Смит распахнул калитку, и я очутился в узком, совершенно темном проходе. Но мой друг уверенно шагал вперед и скоро, завернув за угол дома, вышел на крохотный пустырь, некогда бывший садом.
— Сюда, Петри! — прошептал он, схватил меня за руку, толчком распахнул дверь дома и толкнул меня вперед и вниз по двум ступенькам в кромешную тьму.
— Идите прямо, не сворачивая, — приказал он все тем же повелительным шепотом, — и наткнетесь на запертую дверь с проломленной филенкой. Следите через отверстие, не войдет ли кто в комнату, но старайтесь оставаться незамеченным. Что бы я ни сказал и ни сделал, не двигайтесь с места до тех пор, пока я сам не присоединюсь к вам.
Он пересек помещение и вышел из дома. Силуэт его мелькнул в слабо освещенном дверном проеме. Потом дверь бесшумно закрылась, и я остался один в пустом доме.
Методы работы Смита часто удивляли меня, но в прошлом я всякий раз убеждался в разумности оснований, побуждавших его поступать так, а не иначе. Конечно, и на сей раз неизвестные мне важные обстоятельства продиктовали моему другу такой образ действий, однако в душе у меня царило полное смятение, когда наконец, на ощупь добравшись до двери с проломленной филенкой, я замер там в кромешном мраке, напряженно прислушиваясь.
Я прекрасно понимаю теперь, насколько сильно слепота способствует обострению слуха, ибо там, в полной темноте, не рассеиваемой (поначалу) ни единым лучиком света, я внезапно услышал, как Смит выходит через какую-то калитку в дальнем конце маленького садика, и понял, что лежащий за ней дворик или проулок сообщаются с главной дорогой.
Издалека до меня донесся шум нашего такси, выезжающего из переулка. Потом где-то поблизости прозвучал громкий голос Смита:
— Пойдемте, Петри! — крикнул он. — Нам нет нужды ждать. Веймаут увидит записку на двери.
Я вздрогнул и уже собирался броситься на зов Смита, но вовремя сообразил, что мой друг по своему обыкновению прибегнул к хитрости и произнес эти слова для отвода глаз.
Я продолжал неподвижно стоять на месте и прислушиваться.
— Отлично! — донеслось до меня уже издалека. — Поезжайте обратно к «Нью-Лувру». Садитесь, Петри!
Скоро шум мотора стих вдали… И вдруг помещение за дверью слабо осветилось.
До сих пор местонахождение отверстия в филенке я мог определить лишь на ощупь. Кроме того, о его наличии свидетельствовал и слабый сквознячок, которым тянуло оттуда. Теперь же пролом в двери стал отчетливо различим. Заглянув в него, я увидел главную комнату дома — унылое мрачное помещение со свисающими со стен клочьями обоев и с грудами мусора на полу и в заржавленном камине.
Кто-то приподнял окно в противоположной стене и раскрыл ставни. В лучах лунного света я мог смутно различить царящий в комнате беспорядок.
За грязным стеклом вырисовывался силуэт крупного человека. Он перегнулся через подоконник и принялся пристально всматриваться в темноту. Совершенно бесшумно неизвестный подошел к окну и так же бесшумно поднял скользящую раму и распахнул ставни.
Тридцать или более секунд он стоял так, поворачивая голову то вправо, то влево… Напряженно затаив дыхание, я смотрел на него сквозь пролом в двери. Затем человек поднял раму полностью, перелез через подоконник и, предварительно закрыв за собой ставни, обвел помещение лучом электрического фонарика. Составить отчетливое представление о внешности таинственного шпиона, следившего за нами от самого «Нью-Лувра», я не мог.
Это был дородный мужчина в тяжелом пальто, отороченном мехом, и в мягкой фетровой шляпе, низко надвинутой на глаза таким образом, чтобы затенить верхнюю часть лица. Кроме того, поднятый меховой воротник пальто скрывал большую часть его подбородка. Но оглядывающие комнату настороженные черные глаза показались мне странно знакомыми. Черные усы и четко очерченный нос усиливали это впечатление.
Нашим преследователем был мистер Самаркан, управляющий «Нью-Лувром»!
Я с трудом подавил возглас удивления. Теперь стало понятно, почему противнику становилось известно о всех наших планах. Это было чрезвычайно важное открытие!
Пока я смотрел на дородного грека, оказавшегося не только одним из наиболее известных управляющих отелями в Европе, но и покорным слугой доктора Фу Манчи, он направил луч электрического фонаря на записку, приколотую кнопкой к двери гостиной. Я мгновенно догадался, что мой друг прикрепил записку на дверь еще сегодня днем, и даже издалека узнал аккуратный, но малоразборчивый на расстоянии почерк Смита.
Самаркан быстро пробежал глазами исписанный белый лист. Затем с проворством, неожиданным для человека такого телосложения, он распахнул ставни, предварительно засунув фонарик в карман, выпрыгнул из окна в небольшой садик перед домом и скрылся с глаз.
Несколько мгновений я стоял, не помня себя от изумления, глубоко потрясенный всесилием проклятой организации, далеко протянувшей бесчисленные щупальца в разные стороны и продолжающей тянуть все новые цепкие конечности во все уголки земного шара — с целью создать мировую Желтую империю! Я думал о Найланде Смите, в одиночестве противостоящем мощной организации и препятствующем претворению в жизнь ее страшных планов… Вдруг кто-то крепко схватил меня за руку в темноте!
Я коротко вскрикнул и тут же устыдился своей слабости, ибо услышал голос Найланда Смита.
— Я напугал вас, Петри?
— Смит! — воскликнул я. — И давно вы здесь стоите?
— Я вернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как наш следопыт покидает дом через окно, — ответил мой друг. — Но вы, несомненно, успели рассмотреть его как следует?