Грейуотер-парк стоял на заросшем лесном склоне. На юго-западе над деревьями возвышалась одинокая башня, словно гигантский испанский священник. Я разглядывал ее с неопределенным смутным интересом. Пустующее это строение, входящее во владения сэра Лайонела, называлось Колодец Монахов и относилось частично к эпохе короля Джона. Стряхивая сигаретный пепел, я изучающе рассматривал древнюю башню и лениво раздумывал, какие интриги происходили под этими мрачными сводами с тех пор, как правитель Ангевин подписал Великую Хартию Вольности.
Стояла прекрасная и очень тихая ночь. Ни единого шороха не раздавалось ни в парке, ни за его пределами. Но все же я отчетливо ощущал какую-то неясную тревогу, происхождение которой мог приписать единственно странным событиям минувшего вечера. Но она не шла на убыль, как будто даже возрастала с течением времени.
Я отшвырнул окурок в темноту с твердым намерением лечь спать, хотя никогда в жизни еще не чувствовал себя менее склонным ко сну. Я бросил прощальный взгляд на сад с костлявыми деревьями и уже собирался отойти от окна, как вдруг, несмотря на полное безветрие, на голову мне дождем посыпались листья плюща.
Раздраженно отряхиваясь, я выглянул из окна, и тут новый дождь листьев обрушился сверху, засыпав мне глаза пылью. Подавив вскрик, я отпрянул назад. Глубина оконного проема в толстой стене и густые заросли плюща над ним сильно ограничивали поле моего зрения. Но доносившиеся откуда-то сверху слабое шуршание и царапанье свидетельствовали о том, что некто или нечто карабкается вверх или вниз по стене угловой башни, в которой находилась моя комната!
Кое-как протерев слезящиеся глаза, я вернулся к проему, встав на кресло, перешагнул с него на широкий карниз, ухватился за раму открытого настежь окна с гранеными стеклами и высунулся наружу.
Теперь мне стал виден заросший плющом венец башни (восточное крыло, в котором располагались мои апартаменты, относилось к самой старой части Грейуотер-парка). На фоне безоблачного неба четко вырисовывались крепостные зубцы… и черный силуэт человека, перегнувшегося через зубчатую стену прямо надо мной!
Я резко отпрянул назад. Казалось, «альпинист» не заметил меня, хотя вглядывался именно в мое окно. Что это могло означать?
Когда я, скрючившись, сидел на подоконнике, у меня внезапно закружилась голова Поначалу я приписал это обстоятельство нервному потрясению, вызванному видом человека, находящегося на такой большой высоте. Однако головокружение усиливалось. Я качнулся вперед и ухватился за простенок, чтобы не упасть. Жуткий приступ тошноты накатил на меня… и в мозгу вдруг вспыхнула страшная догадка.
В прошлом в окружение сэра Лайонела Бартона не раз проникали соглядатаи. А что, если смуглолицый грек Гомопуло — один из них? Я подумал о портвейне восемьсот сорок пятого года, о таинственном стуке, а также о человеке, который прятался сейчас на крыше башни прямо над моим открытым окном.
Теперь симптомы не вызывали никаких сомнений: в голове стучало, глаза застилало туманом. В вино явно подмешали наркотик!
Я буквально упал обратно в комнату. Хватаясь за стул, за комод, за спинку кровати, я добрался до своего саквояжа и слабеющими руками извлек из него маленькую аптечку, с которой никогда не расставался во время путешествий.
Отчаянным волевым усилием сопротивляясь дурману наркотика и все еще слегка дрожа под действием лекарства, принятого и внутрь, и в виде инъекции, я на неверных ногах вышел в коридор и направился вверх по узкой, извилистой лестнице в комнату Смита. При свете электрического фонарика я отыскал путь к треугольной лестничной площадке, вымощенной каменными плитами.
Я подергал за дверную ручку. Как и следовало ожидать, дверь оказалась запертой.
— Смит! — позвал я. — Смит!
Но никто не откликался.
Я снова закричал, и крик мой разбудил древнее эхо, дремлющее в комнатах, коридорах и на лестницах здания. Но бесполезно: из комнаты Смита не доносилось ни звука. Остальные помещения вокруг, по-видимому, пустовали, а мой друг, мой лучший друг лежал за дверью без чувств, одурманенный наркотиком!
Все расплывалось перед моими глазами. Объятый смятением, я, спотыкаясь, направился в нижний коридор. Перед дверью своей комнаты я остановился. Внезапно новая догадка осенила меня. Путаница коридоров сбивала меня с толку, и потому я упустил из виду одно обстоятельство: комната Смита тоже находилась в восточной башне, причем прямо над моей!
— О Боже! — прошептал я, вспомнив о человеке на крыше. — Его убили!
Я ввалился в свою спальню и ухватился за спинку кровати, чтобы не упасть, ибо ноги мои подкашивались. Как мне следует поступить? Я ничуть не сомневался: мы стали жертвами коварного замысла, и смертоносный Си Фан наконец отомстил Найланду Смиту за все.