Все помнится так ясно, будто произошло только вчера. Мы — сэр Лайонел Бартон, Найланд Смит и я, — сгибаясь в порывах встречного ветра, спешим вниз, к небольшому заливу, на берегу которого лежит рыбацкая деревушка.
Трижды сигнальная ракета прорезала чернильную завесу бури… Трижды отважная команда спасательной шлюпки пыталась вывести в море свое хрупкое суденышко… Трижды мощные валы презрительно отшвыривали его назад…
Над побережьем уже медленно занимался серый призрачный рассвет, когда море начало выбрасывать на берег обломки. Течения в этих местах таковы, что обнаружить тела погибших при кораблекрушении удается довольно редко.
В тусклом свете наступающего утра я склонился над изломанной и разбитой деревянной конструкцией, бывшей некогда носом корабля, и прочитал надпись, сделанную черно-золотыми буквами: «Чанак-Кампо».
— ЗОЛОТОЙ СКОРПИОН —
ГЛАВА I
ПРИЗРАК В РЯСЕ
Кеппел Стюарт, доктор медицины и член Королевского общества естествознания, вздрогнув, проснулся и обнаружил, что все его тело покрыто холодным потом. В окно светила луна, но ее свет не падал на кровать и, следовательно, не мог его разбудить. Он лежал, некоторое время прислушиваясь к каждому незнакомому звуку, который смог бы объяснить, чем внезапно прерван его обычно крепкий сон. С нижнего этажа дома не раздавалось ни звука. Окна были широко открыты, и он мог слышать неясные звуки, такие обычные для ночного Лондона; изредка даже можно было расслышать, как сталкиваются буфера вагонов на запасных путях около железнодорожной линии, ведущей в Брайтон, где велась сортировка составов, а временами раздавался вой сирен с Темзы. Никаких других звуков слышно не было.
Он бросил взгляд на светящийся циферблат своих часов. Была половина второго. Приближался рассвет. Ночь, казалось, стала изнурительно жаркой, и именно этому Стюарт был расположен приписать как свое пробуждение, так и ощущение неприятного напряжения, которое он начал теперь осознавать. Он продолжал прислушиваться и, ничего не слыша, с яростью почувствовал, что напуган. Кто-то или что-то враждебное было рядом с ним, возможно, скрываясь в тени в комнате. Это жуткое ощущение росло в нем все больше и больше.
Стюарт сел, медленно и осторожно оглядываясь вокруг. Он вспомнил, что однажды, когда он жил в Индии, он так же вот проснулся и обнаружил огромную кобру, свернувшуюся у него в ногах. Не увидев в комнате ничего необычного, он встал на пол.
Послышался слабый звон. Стюарт замер. Звон повторился.
— Кто-то есть в моем кабинете на первом этаже! — пробормотал Стюарт.
Он начал понимать, что охвативший его страх был настолько велик, что если он не начнет немедленно действовать, то вскоре не будет способен ни на что; он вспомнил, что, несмотря на освещавший спальню лунный свет, на лестнице было совершенно темно. Стюарт босиком подошел к туалетному столику и взял лежавший там электрический фонарик. Он давно им не пользовался, поэтому нажал на кнопку, чтобы убедиться в его исправности. Яркий пучок света пересек комнату, и в этот момент снова раздался звук.
Стюарт не смог определить, послышался ли он с нижнего этажа, из соседней комнаты или с улицы. Но он снова почувствовал непонятный страх, от которого, казалось, стыла в жилах кровь. Этот звук походил на низкое протяжное завывание, непостижимо грустное, непохожее ни на один звук, который он слышал прежде. Оно было настолько отвратительным, что производило странное действие.
Обнаружив, что свет от фонаря пляшет по комнате, так как у него дрожала рука, Стюарт решил, что он был разбужен именно этим кошмаром и что этот дьявольский вой есть не что иное, как результат воображаемых страхов, и именно поэтому он проснулся в холодном поту.
Он решительно подошел к двери, рывком открыл ее и, направив луч фонаря на лестницу, начал осторожно спускаться. Не было слышно ни звука. Он резко открыл дверь и осветил фонариком кабинет.
Пучок света пронзил темноту и высветил письменный стол — довольно изящную вещь эпохи короля Иакова I; в его верхней части имелось бюро со множеством отделений и ящичков. Стюарт не смог обнаружить ничего необычного на загроможденном вещами столе. Здесь стояла табакерка и лежала трубка в футляре. Бумаги и книги были неаккуратно разбросаны — так же, как он их оставил, около лотка с трубками, покрытого пеплом. Потом он неожиданно обратил внимание на то, что один из ящиков бюро был наполовину открыт.