То ли от страха, то ли из-за ее гипнотического влияния, я не мог далее пошевелиться. Но она, видно, пощадила меня, иначе ее длинный, острый и блестящий хоботок уже давно пронзил бы мою кожу. Я не видел насекомое — она сидела у меня под подбородком — зато чувствовал. От ее лапок исходила сильная вибрация, а воздух сотрясался от каждого взмаха крыльев. Я облегченно вздохнул, когда Нян Зиеп наконец заговорила:
— Мне тебя жаль. Ты мечтаешь об этой женщине, потому что думаешь, она твоя половина. Единственный способ прекратить страдания и заполнить пустоту в сердце добиться взаимности, правильно?
Я не мог вымолвить ни слова. Может, был слишком напуган ее близостью, а может, поражен тем, что все мои чувства уместились в несколько простых предложений.
— Я предлагаю тебе нечто иное. Когда эта девушка погибнет, я займу ее место. В тебе течет кровь моего мужа. Мы станем идеальной парой. Если ты сам дашь мне кровь, я буду твоей.
— Нет, Джину еще можно спасти…
— Матер убьет ее. Ты должен это понимать.
Думаю, в глубине души я понимал, просто не хотел верить. Но я так же знал, что Матер мог соврать, рассказывая о смертельной опасности комара. Что, если Гангская Красная безвредна? С другой стороны, насекомое таких размеров и окраса наверняка ядовито, иначе и быть не может.
Мысль о том, что Матер притронется к Джине, сводила с ума, но ведь от меня не будет толку, если эта тварь выпьет мою кровь и растворит плоть. Оставалось только как можно дольше морочить голову Нян Зиеп, чтобы потом выбрать удобный момент и вырваться на свободу. Медлить нельзя. Я хорошо помнил, с каким нетерпеливым видом Матер вел Джину к исследовательскому центру.
— Скоро тебе станет легче, если ты прекратишь сопротивляться. Успокойся, пусти меня к себе. Не бойся. Я не причиню вреда.
Ее голос околдовывал. На какой-то миг я и в самом деле поверил, что лучше всего поддаться соблазну и забыть обо всем. Это так просто. Ужасно, но я стал находить в присутствии Нян Зиеп утешение. Голова больше не болела, страх покинул меня, его сменил всепоглощающий покой. Я не думал, что моим разумом управляют, а даже если это было так, то я не видел в этом ничего дурного. Ведь чувствовал я себя великолепно.
И тут я вспомнил о Джине. Покоя как ни бывало. В то же мгновение боль вернулась, и я освободился от чар комара.
— Прошу тебя, спаси ее! Потом можешь делать со мной, что угодно.
Она рассмеялась. Мне не понравился ее смех. Он был сухой, хриплый, будто пропитанный пылью веков.
— Или ты перестанешь говорить глупости, или мне придется убить тебя, а я вовсе не хочу этого делать.
Ее голос разнесся в моей голове, вновь погружая в оцепенение. Боль отступила. На этот раз, когда я попытался вспомнить о Джине, ее лицо привиделось мне размытым пятном. Нян Зиеп словно запрещала думать о ней, стирала воспоминания. Я перепугался, но попробовал снова восстановить образ Джины, хотя силы мои были на исходе. Насекомое не только притупляло боль и облегчало страдание, оно еще и высасывало мою энергию, мою волю. Я постепенно превращался в растение, я словно был заперт в собственном теле. Будто бы со стороны я услышал свой сдавленный стон. Потом Нян Зиеп что-то сказала. Кажется, она пела. Ее пение успокаивало, приносило умиротворение, и мне хотелось, чтобы она пела вечно.
В тот миг, когда я почти забыл обо всех тревогах, до меня донесся звук — будто кто-то протискивался в щель между дверью и косяком. Я приоткрыл глаза и увидел в проеме маленький силуэт. Кот неслышно подкрался ко мне и уставился на комара. Странно, но она точно не заметила его и продолжала свой мелодичный напев. Да, она не услышала, как мистер Хопкинс вошел в комнату.
То, что случилось потом, стало для меня совершенной неожиданностью. Кот взмыл в воздух и ударил Гангскую Красную лапой, зацепив ее крыло когтями. Оба полетели на пол. В то же мгновение чары рассеялись. С огромным трудом я поднялся на ноги и подошел к двери, зубами ухватился за ручку и опустил ее. Неистовое жужжание комара не утихало ни на секунду. В следующее мгновение я уже без оглядки бежал сквозь холодную ночь по тропе, ведущей к исследовательскому центру. Однако судьба распорядилась так, чтобы я выдержал еще один ее удар. Споткнувшись о камень, я рухнул на землю лицом вниз.
Щеки саднило, но, слава богу, нос я не сломал. Кусочки щебня вонзились мне в лоб, других ран не было. Перекатившись на спину, я умудрился сесть. Потом стал искать камень, о который споткнулся. Один его край был довольно острый, и я начал пилить им веревку. Это заняло у меня несколько минут, но с завязанными руками я бы вряд ли помог Джине. Наконец путы спали с моих запястий, и я облегченно вздохнул. Руки болели невыносимо, ногу прострелило. Щиколотка была повреждена, и я боялся, что это не простой вывих. Несмотря на острую боль, я двинулся дальше, сначала шагом, потом неуклюжей трусцой. Я не имел права на отдых, ведь жизнь Джины висела на волоске.