— Какими доходами?
— Во время войны на территории поместья размещалась авиабаза. Он рассчитывал получить компенсацию за причиненный ущерб, но, разумеется, ничего не получил. Теперь там расположена американская база. Когда ее закроют, я попытаюсь отсудить свои земли обратно.
— Неужели такое возможно?
— Сомневаюсь, но это я говорю только вам. Главное — убедить в вероятности такого исхода служащих банка. Тогда я смогла бы взять заем.
— Как дядя Годфри?
— Да, как дядя Годфри. Вам, наверное, кажется ужасно безответственным брать деньги взаймы, зная, что никогда их не вернешь. Но черт побери, для чего тогда существуют банки?
Они пересекли небольшую поляну — всего в дюжину ярдов шириной и собирались обойти вулканообразную кучу садового мусора, приготовленного для сжигания, когда Аргайл уловил слабый запах гари, смешанный с влажными испарениями от земли после прошедшего ночью дождя. Они подошли ближе, и Аргайл замер в немом изумлении. Запах гари исходил от большой стопки наполовину сгоревших папок с бумагами. Аргайл прочитал уцелевшее название обгоревшей папки из старой манильской бумаги: «Корреспонденция за 1982 год». Он также разглядел обрывок письма, отправленного с Бонд-стрит, и остатки какого-то счета.
Джонатан и Мэри молча смотрели друг на друга, потом Джонатан сказал:
— Ну вот вам и разгадка пропавших документов.
— Да, — откликнулась Мэри, засовывая руки в карманы. — Вот и разгадка.
Аргайл наклонился ниже, принюхался и сообщил:
— Пахнет то ли бензином, то ли парафином. Какая вчера была погода?
— Утром накрапывал дождь, к полудню перестал, вечером начался опять и уже не прекращался до самого утра.
Джонатан пожал плечами:
— Тем, кто это сделал, пришлось изрядно потрудиться. Представляете, сколько времени это у них заняло: перетаскать сюда из дома все папки, сложить их штабелем, поджечь, дождаться, пока все сгорит, и потом разбросать костер? Я думаю, у них ушло на это немало времени. Вот только зачем?
— Вопрос риторический, или у вас есть предположения?
— Я вижу только одно: уничтожена значительная часть улик против Форстера. Идемте. Нам нужно вернуться и разыскать инспектора Уилсона.
Флавия стояла в холле и, засунув руки в карманы, задумчиво смотрела на лестницу, когда позади нее раздалось возмущенное покашливание.
Она обернулась и извинилась за вторжение без стука; по правде говоря, она напрочь забыла о существовании вдовы Форстера. Позже она поняла, что это была не только ее оплошность: большинство людей помнило о существовании Джессики только до тех пор, пока она была рядом. В сознании Флавии невольно всплыло слово «мышка», и как она ни пыталась избавиться от этой уничижительной характеристики, слово застряло у нее в голове и напоминало о себе на протяжении всего разговора.
Миссис Форстер была моложе своего мужа на добрый десяток лет, если не больше. В ней не было ни капли той самоуверенности и надменности, которыми отличался ее муж. У женщины было лицо безвинной страдалицы и ханжи, о чем свидетельствовали плотно сжатые губы и опущенный подбородок. Кроме того, она ужасно нервничала и пребывала в сильной депрессии — впрочем, в подобных обстоятельствах это вполне объяснимо, великодушно решила Флавия. Джессика все время теребила край платья, запиналась, дрожала, и Флавия вдруг почувствовала, что заражается ее состоянием. Разговорить женщину оказалось непросто.
Первым делом Флавия выразила свои соболезнования в связи с кончиной мистера Форстера и получила ответ:
— Это был шок, я до сих пор не могу поверить в случившееся.
— Не знаю, могу ли я спрашивать…
— Вы хотите допросить меня? Я уже все рассказала полиции.
Флавия поспешила заверить, что ей нужно совсем другое.
— А кто вы?
Флавия объяснила и поинтересовалась:
— Что вам сказали в полиции?
— Ничего, они только спрашивали. Это было ужасно. Они вели себя так, словно меня это все не касается.
Опустив некоторые подробности, Флавия поделилась с ней кое-какой информацией, а под конец спросила про Поллайоло; либо вдова очень хорошо притворялась, либо ей действительно ничего не сказали в полиции, но она решительно ничего не знала. Флавия склонялась ко второй версии: Джессика Форстер казалась столь незначительным существом, что все обращались с ней соответствующим образом.
Вдова так высокопарно благодарила Флавию за то, что та потрудилась разъяснить ей ситуацию, что итальянка невольно прониклась к ней сочувствием.
Когда Флавия закончила говорить, миссис Форстер отрицательно покачала головой:
— Мне ничего не известно о том, что вы рассказываете.
— Для вас эта информация явилась неожиданностью?
— Я ничего не знала о его делах, кроме того, что в последнее время они шли не очень хорошо. Из-за миссис Верней.
Впервые в ее голосе промелькнула некоторая горячность. Джессика Форстер пояснила, что ее муж и миссис Верней не сумели поладить.
— Уж не знаю, чья в том была вина. Она сказала, что его услуги ей не по карману. Джеффри пришел в ярость, я даже не ожидала от него такого взрыва. Боюсь, они просто невзлюбили друг друга с первого взгляда. Должна сказать, что ко мне она всегда относилась дружелюбно. Она даже пригласила меня к себе пожить, если мне станет невмоготу в этом доме. Очень мило с ее стороны, правда? Только в беде и можно по-настоящему узнать человека.
Флавия согласилась, что, как правило, это так.
— Конечно, я могу понять его реакцию, — продолжила миссис Форстер. — Джеффри столько сделал для мисс Бомонт, даже оставил ради нее работу в Лондоне и переехал сюда жить. И вдруг миссис Верней прогоняет его. Он был глубоко оскорблен. И я не постесняюсь сказать, что ее решение стало для нас ударом в финансовом отношении тоже.
— Значит, миссис Верней уволила вашего мужа только потому, что у нее не хватало средств на его услуги?
Джессика Форстер смотрела на нее недоумевающим взглядом.
— А какие еще могли быть причины?
Флавия подумала, что она либо очень проста, либо в самом деле глупа. А может быть, не то и не другое.
— Значит, для вас настали трудные времена? Я имею в виду — в денежном отношении?
Женщина кивнула:
— Да, но потом положение стало выправляться. Джеффри снова занялся прежним бизнесом и говорил, что вскоре провернет крупную сделку.
— И что это была за сделка?
— Понятия не имею. Он старался не утомлять меня подробностями. «Я зарабатываю — ты тратишь» — так он всегда говорил. Он был хорошим человеком. Я понимаю, вам уже наговорили про него всякого, но они знали его только с одной стороны. А была еще и другая. Совсем другая.
Флавии оставалось только догадываться, что имела в виду миссис Форстер; она решила выпытать это у нее, избрав более подходящий момент.
— И все-таки что это была за сделка? Он собирался продать картину?
— Вероятно, да. А может быть, коттеджи. Хотя нет, вряд ли.
— Когда к вашему мужу попадали ценные картины, он обычно держал их здесь?
— Понятия не имею. Может быть, и нет. Если они были действительно ценные. Здесь не такое уж безопасное место, к тому же многие люди имеют ключи от нашего дома — уборщица, например. Да еще ограбления — вы, наверное, слышали.
— А если, к примеру, ваш муж собирался показать картину клиенту, он мог привезти ее сюда в последний момент?
Джессика кивнула:
— Мог, он арендовал сейф в норвичском банке. Но ведь я уже говорила все это полиции.
— Он упоминал при вас имена клиентов?
Она помотала головой.
— Он имел контакты в Италии?
Тот же ответ.
— Понятно. А ваш муж часто бывал в разъездах?
— Конечно, это часть его работы. Ему приходилось постоянно куда-то ездить, смотреть картины, встречаться с клиентами. Нельзя сказать, чтобы ему это нравилось, он любил бывать дома.
— А за границу он выезжал?
— Да, иногда, но не часто. А почему вы спрашиваете?
— Просто интересуюсь, — уклончиво ответила Флавия. — А вы, случайно, не знаете, не ездил ли он в июле 1976 года в Шотландию?