Я взял еще один стакан мартини, чтобы поразмышлять как следует над всем этим, и тут мне улыбнулся какой-то лоснящийся загорелый тип в терракотовых брюках и голубой рубашке, мокрой от пота. Он отодвинул прядь волос, она больше напоминала мокрое крыло черного дрозда, со светло-карих глаз и вежливо произнес:
— Buona sera[15], синьор «инспектор».
— Давай, черт возьми, уйдем отсюда, — сказал я.
Он подмигнул мне и начал пробираться к выходу. Я за ним.
Он шел в десяти ярдах впереди меня, не давая возможности даже оглядеть витрины магазинов, забитые безделушками. Наконец мы подошли к маленькому ресторанчику, запрятанному в лабиринте аллей: точно на север от площади Сан-Марко. Сбоку от главного зала был бар. Он был пуст, если не считать молодой девушки, которая подавала нам напитки, одной рукой придерживая маленького ребенка. Ребенок тихонько хныкал до тех пор, пока девушка не выполнила наш заказ и не скрылась за стойкой бара, где расстегнула блузку и стала кормить его грудью. Мне показалось, что ребенка следовало прекратить кормить грудью года два назад, но, видно, у его мамаши была на сей счет собственная теория.
— Ради бога, — сказал я, — почему мы не могли встретиться здесь сразу?
Северус подмигнул, и я понял, что сделал он это ненарочно.
У него был тик, который как бы служил прелюдией к разговору. Я почувствовал себя неловко.
— Приказ, синьор.
— Вы итальянец?
— Большей частью грек, немного британец. Моя мать...
— Давайте поговорим о деле. — Я все еще немного злился и выплескивал свой гнев на него. — Говорите, если есть что сказать. Что там с тетушкой Вадарчи и Кэтрин Саксманн? Они все еще на борту «Комиры»?
— Нет. Они сошли на берег сразу, как только пришла яхта.
— И куда пошли?
— Не знаю.
— А разве вы не должны следить за ними?
— Нет. Я слежу за передвижением судна. Общаюсь с морской службой охраны. Они миновали таможню в Лидо, сошли на берег, а затем исчезли.
— Кто позволил им ускользнуть?
— Никто. Мне приказано наблюдать за «Комирой» после того, как они сойдут на берег.
— А за эту нитку держит еще кто-нибудь?
— Может быть.
— А что насчет груза?
Северус улыбнулся:
— У них быстроходная лодка. Если у них есть нечто, что они не хотят показывать таможенникам, они отвезут это ночью за несколько миль, прежде чем яхта войдет во внутренние воды.
— Точно. — Я скривил лицо.
— Может быть, вы предпочитаете виски, а не кьянти? — спросил Северус.
— Нет, все в порядке. Почему бы мне не отправиться к пристани и не посмотреть завтра на «Комиру»? Вокруг острова частенько устраиваются экскурсии.
Он кивнул:
— Я отвезу вас завтра к улице Гарибальди. Знаете, где это?
— Да. Но поскольку вы специалист по приморью, может быть, у вас найдется для меня карта или план Венеции и побережья?
Он смахнул со лба прядь своих птичьих перьев и сказал:
— Карта морского министерства: 14-8-3 и 14-4-2. Также, если хотите, есть штурманская карта Средиземного моря. Том третий — «Западное побережье Греции, Ионическое море, Адриатическое море». Вечером я отправлю их вам в отель. Я был штурманом в этих и других водах.
— У меня есть друг, — сказал я, — у которого, в свою очередь, тоже есть друг, и этот последний летал в районе Суэца. И я переменил свое мнение относительно выпивки. Я возьму виски и поставлю стаканчик вам.
Я позвал девушку, которая тут же прервала кормление ребенка и выполнила заказ, а также поставила нам на стол тарелку с креветками. Она вернулась за стойку, и я увидел, как она скормила ребенку креветку, прежде чем снова дать ему грудь. Ее теория в чем-то была верна.
— Вы должны знать еще кое-что, — сказал Северус.
— Вы, парни, всегда придерживаете самое вкусное напоследок.
— Фрау Шпигель.
— Господи, надеюсь, она без своего транзистора.
— Да нет, с ним. Она в «Роял Даниэли» — зарегистрировалась под именем фрау Меркатц.
— Одна?
— Да.
— Это как-то связано с деятельностью Лансинга?
— Может быть. Она была на «Комире».
— Кок Бэлди?
Северус кивнул.
Когда на следующее утро я разглядывал в бинокль канал Сан-Марко, «Комира» все еще стояла на якоре. Я отошел от окна, положил бинокль на стул, а сам присел на кровать. Веритэ приподнялась на кровати и пробралась ко мне, сбивая перед собой белье. Я закурил, она протянула руку, чтобы взять сигарету. Потом сделала одну затяжку и вернула сигарету мне.
Я почувствовал, как ее губы на секунду прикоснулись к моей шее.
— Как бы ты вывезла отсюда большой свинцовый ящик, куда-нибудь в Европу и без шума?
А она сказала:
— Поцелуй меня.
— Это еще зачем?
— Просто поцелуй меня.
Я поцеловал ее, обнял, и она тихонько легла на спину, а я рядом. Потом она просунула руку под пижаму и начала поглаживать мне спину.
— Иногда, — сказала Веритэ, — ты делаешься слишком умным. А может, слишком осторожным. Почему? Ты боишься обидеть?
— О чем речь?
— О тебе и обо мне.
Ее лицо почти соприкасалось с моим, и я чувствовал, как бьется ее сердце.
— Ты не сможешь обидеть меня, никогда, — сказала Веритэ. — Никогда и ни за что. Потому что ты уже дал мне слишком много. — Она положила мне на губы палец, будто я собирался что-то сказать, затем улыбнулась:
— Я знаю, что ты чувствуешь. Однажды мне тоже пришлось испытать подобное.
Помнишь, что ты говорил в тот вечер в «Мелите»? «Магия поцелуя растопит любое холодное сердце». Помнишь? Многие мужчины и многие женщины думают, что смогут растопить чье-нибудь сердце, но всегда найдется тот, у кого просто нет сердца, которое можно было бы растопить. Благодаря тебе я могу сейчас говорить об этом. Я свободна. А ты нет, понимаешь? Ты по-прежнему о ней думаешь. И из-за этого по отношению ко мне испытываешь чувство вины.
— Все-это никак не связано со свинцовым ящиком.
Веритэ покачала головой и внезапно стукнула меня рукой по лопаткам:
— Я здесь. И буду здесь до тех пор, пока ты хочешь этого. И ни минуты дольше. Мне совсем не нужно, чтобы ты испытывал меня или сочувствовал мне. Ты мне ничем не обязан.
Ее губы коснулись моих. Она улыбнулась, и я вдруг искренне пожалел, что когда-то гулял по брайтонской пристани и смотрел на Кэтрин.
Тут Веритэ сказала, обращаясь словно к самой себе:
— Знаешь, он почти уволил тебя.
— Кто? — Я погладил костяшками пальцев по ее подбородку.
— Герр Малакод.
— Почему?
— Он знает, что ты кое-что прячешь от него. То, что было в пакете Лансинга.
— Я?
Веритэ кивнула и добавила:
— Цветной слайд. Когда ты тем вечером спустился вниз, чтобы пообедать, я зашла к тебе в комнату. Горничная открыла мне дверь своим ключом. Я просмотрела пакет.
— Ах ты умница.
— Он был очень добр ко мне. Это помогло мне выжить. Я честна с ним, но и с тобой тоже. Но ты должен быть более честным по отношению к самому себе. Почему ты прячешь слайд?
Это был хороший вопрос.
— Не знаю, — сказал я. — Я только хотел иметь что-нибудь про запас. Так сказать, скрытый козырь. Что-то, чего нет у других.
— Ты хочешь сказать, это что-то, за что могут заплатить?
— Иногда.
— Иногда это становится опасным. — Она поднялась, склонилась надо мной и, придерживая руками мою голову, принялась трясти ее. — Ты глупый, глупый, — повторяла она, и я увидел на ее щеках слезы.
Северус ждал меня в маленькой моторной лодке, пришвартованной недалеко от котельной возле улицы Гарибальди. Меня приветствовали по полной программе: Северус кивнул, подмигнул и смахнул со лба черный вихор. «Комира» была пришвартована не у самого берега, а в стороне от основного пути, но зато невдалеке от военного гидросамолета, прилетевшего из Лидо. Мы подошли к яхте со стороны Лидо. Она покачивалась на воде, белая, роскошная, и единственным признаком жизни на ней был человек, стоявший у открытого конца рулевой рубки, одетый в белые шорты и рубашку. Мы прошли к дальней оконечности Лидо, а затем подошли к «Комире» с другой стороны, держась от нее на приличном расстоянии. Человек все еще торчал на мостике, но, кроме него, на палубе появился еще человек — красил нижнюю часть дымовой трубы.