О том, что рука Крукенберга обладает свободой воли, я узнал почти сразу. В хирургической палате, где я был студентом-куратором, лежал больной-китаец по имени Чун Хунь Сунь, которого соседи по палате прозвали Хунь Вынь. В прошлом этот китаец был перебежчиком- диверсантом, который отморозил кисть, нелегально переходя советско-китайскую границу. Кисть китайцу ампутировали в военном госпитале, а затем уже в гражданской больнице ему сделали восстановительную операцию, сформировав культю Крукенберга.
Получившееся щупальце-клешня почти сразу стало изумлять всех. Во первых, клешня была дьявольски сильной, и с ее помощью китаец свободно поднимал больничные стулья и табуретки, двигал кровати и открывал такие безнадежно засевшие в рамах фрамуги, которые не могли открыть мужики со здоровыми руками.
Но более всего настораживало поведение этой руки. Ей, например, ничего не стоило за обедом вышвырнуть ложку в окно и вцепиться в нос соседу по столу. Чун Хунь Сунь начинал при этом уговаривать по-китайски свою руку не безобразничать. Рука подчинялась, но не сразу. Один раз сосед попробовал защищаться и ударил китайца по лицу. В ответ рука отпустила нос и молниеносно ухватила соседа за горло. Бедняга посинел, захрипел и вывалил язык. Чун Хунь Сунь, громко вопя по-китайски, ухватил свою клешню здоровой левой рукой и, напрягая все силы, оторвал ее от горла бездыханной жертвы, которую с трудом откачали подоспевшие врачи.
Соседа унесли на носилках, а Чун Хунь Сунь в ужасе забился в угол, и там, сидя на корточках, испуганно щурил круглые от страха глаза, вращал своей клешней и жалобно хныкал китайские односложные слова: " Уй би лять! Ху е во вы ши ло! Пи зы ды да дут!".
Однажды, когда я пришел на курацию в хирургическое отделение и хотел зайти в палату, я обнаружил, что койка моего больного-китайца была аккуратно заправлена. Заправлены были и остальные койки. Больные исчезли. Исчез также и персонал. Мы в недоумении ходили по корпусу, пока нас не нашел бледный как смерть преподаватель и велел немедленно ехать в главный корпус и сидеть в аудитории тихо-тихо, ожидая следующей лекции.
В главном корпусе студенты в курилке шепотком рассказали мне, что ночью в хирургическом отделении произошел ужасный случай. Чун Хунь Сунь, проснувшись, чтобы помочиться, не обнаружил своей культи. Рука Крукенберга таинственным образом исчезла. В ту же ночь на своей загородной даче был задушен прямо под носом у охраны второй секретарь обкома КПСС. Под утро несколько черных "Волг" с гэбэшными номерами и коричневый микроавтобус без единого окна в салоне въехали на территорию больницы и увезли неизвестно куда всех больных из отделения, а также всех дежуривших ночью врачей и остальной персонал. Цикл по хирургии мы заканчивали уже в другой больнице, и что стало с этими людьми и с пропавшей культей, мне тогда узнать не удалось.
Восстановить историю пропавшей руки Крукенберга и узнать ее местонахождение мне удалось значительно позднее, уже после всех перестроек и крутых перемен, сотрясавших нашу страну на протяжении ряда лет. В этом мне чрезвычайно помог один замечательный документ, попавший в мои руки в то время, когда я еще работал психиатром и проходил очередную стажировку в межреспубликанской психиатрической больнице номер два.
Документ, который я намереваюсь огласить - это довольно пространное письмо в журнал "Наука и жизнь", написанное одним из больных и случайно найденное мной в больничной библиотеке вложенным в одну из книг, кажется в "Критику чистого разума" Канта. Разумеется, письмо не было получено редакцией журнала, потому что оно так и не было отправлено. Видимо, больной забыл наклеить марку на конверт. Впрочем, это не удивительно: многие психически больные очень рассеяны. Говорят, что и философы тоже очень рассеяны. А еще - профессора. Если же учесть, что данный больной был профессором философии, то тот факт, что письмо даже не было вложено в конверт, тоже совершенно не удивителен. Однако же пора перейти непосредственно к письму.
"Уважаемая редакция! Пишет Вам заведующий кафедрой философии Караван-Сарайского Государственного Автотракторного Университета, доктор философских наук Эктович, находящийся на излечении в межреспубликанской психиатрической лечебнице номер два. Простите что я не поставил своих инициалов перед фамилией: к сожалению я их забыл. Впрочем, соседи по палате обращаются ко мне "Эммануил Полуэктович". Благодаря этому мне удалось восстановить в памяти имена моих родителей. Теперь я определенно припоминаю, что имя моей матери было Эмма, а отца, соответственно, Нуил. Что же касается моей фамилии, то я думаю, что они безусловно мне льстят. Если бы я был только "полу" Эктович, я полагаю, меня бы здесь надолго не задержали. Но я полностью критичен к своему болезненному состоянию и хорошо понимаю, что Эктович я на все сто процентов, и поэтому мне предстоит весьма серьезное лечение.
Я отчетливо сознаю, что лечение может улучшить мое состояние как гражданина СССР, но ухудшить его как носителя философской мысли, и поэтому я хотел бы поделиться своими мыслями с вашими читателями заблаговременно, то есть до окончания процесса излечения.
Тема, которую я хотел бы осветить, почему-то считается в нашем обществе как бы неприличной и стыдной, хотя в западной научной и популярной прессе ей напротив уделяется повышенное внимание. Речь пойдет о сексе, но не просто о сексе как таковом, а о его понимании с философской точки зрения и его роли в интрепретации и моделировании важнейших вопросов гносеологии и истории науки.
С некоторых пор мне стало представляться, что определенным видам секса соответствуют определенные философские концепции, традиции и и мировоззрения. При более пристальном взгляде становится очевидным, что определенным философским системам и традициям могут быть поставлены в прямое соответствие определенные виды секса. Более того, соответствующая сексуальная практика может являться иллюстративной моделью той или иной философской системы.
Я хотел бы начать с мастурбации, в просторечии именуемой онанизмом, как с наиболее выразительного примера. На мой взгляд, в этом технически простом виде секса, не требующем наличия партнера, наглядно воплощена концепция солипсизма. Известная формула "существую только я и мои ощущения" - это девиз философа-онаниста или онаниста-философа, не берусь утверждать, что здесь первично, а что вторично.
Парадигма солипсизма логически несостоятельна в том плане, что она никак не объясняет неподконтрольность ощущений сознающей личностью. Согласитесь, что мое "Я" ассоциируется прежде всего с моей волей и моими желаниями, которые составляют главнейшую часть моего "Я", в противовес более изменчивым и разнообразным ощущениям от органов чувств. Поэтому, если существую только я и мои ощущения, то логично предположить, что все мои ощущения должны порождаться моей волей, и по моему желанию, то есть они должны быть мне подконтрольны. Но ведь на деле наши ощущения возникают помимо наших желаний, и тем самым они прямо указывают на существование внешнего мира, не зависимого от нашей субъективной воли. Модальность экстероцепторных ощущений, т.е. ощущений, получаемых от внешних органов чувств (зрительные, слуховые и т.д.) предопределена биологической природой (в смысле известного Закона специфических энергий), но именно внешний мир определяет время их появления, силу, продолжительность, ритм и прочие характеристики. Мы не управляем нашими ощущениями, напротив - внешний мир управляет ими, сообщая нам, т.е. нашему сознанию, свои характеристики через наши субъективные ощущения.
Другая личность - это также часть внешнего мира. Когда эта другая личность - ваш половой партнер, то при сексуальном сближении она также сообщает вам свои, отличные от ваших, характеристики - позу тела, степень напряжения мышц и сухожилий, темп и структуру телодвижений, их ритм, силу, скорость, траекторию и так далее, В процессе полового акта вы волей-неволей вынуждены искать компромиссные решения, в равной степени удобные как для вас, так и для вашего партнера. Таким образом, внешний мир, отличный от вашего внутреннего мира, вторгается в самую интимную глубину этого внутреннего мира и пытается перенастроить его характеристики. Такой сексуальный опыт может быть чрезвычайно болезненным для аутичной личности, склонной к интроверсии и самоанализу, для которой бытие собственного внутреннего мира неизмеримо важнее чем бытийность внешнего мира, и неприкосновенность внутреннего мира является ведущей потребностью.