Боже! Почему ты не хочешь убить меня быстро? Почему заставляешь страдать? Почему не даешь умереть спокойно? Почему заставляешь бежать от самого себя?
Но мое тело, в отличие от моего помутненного рассудка, настырно цепляется за жизнь, смело идет вперед, разрывая израненными ногами толстый слой белоснежного снега, на котором виднеются пятна запекшейся крови и легкий слой копоти, медленно сыплющийся с покрытых густыми свинцовыми тучами небес.
Птицы, наблюдающие за мной с высоких ветвей оголенных деревьев, будто не видят следов войны, они продолжают со своим наивным любопытством наблюдать за всем происходящим, и все также радуются каждому дуновению ветерка. И я завидую их счастью. Я готов отдать все, лишь бы оказаться на их месте, ощутить их безразмерную свободу, легкость мыслей. Почему мы, люди, придумываем себе проблемы, войны? Почему не можем жить в мире? Почему убиваем друг друга? Ради чего? Ради какой цели? Разве смерть другого сделает нас счастливее? Разве война спасет наших детей? Почему мы не можем жить в спокойствии и полной гармонии? Почему насилие является для нас единственным стимулом двигаться дальше?
Я хотел отделиться от этого человеческого жестокого мира, истребляющего самого себя ради выдуманных мотивов. Мне хотелось просто упасть в этот глубокий снежный покров и стать его маленькой хрупкой частью, полностью забыть обо всем плохом и предаться воспоминаниям.
Перед моими глазами возник очаровательный берег пруда, а рядом жаркий рыжий костер, напоминающий своим цветом шерсть хитрой лисицы. Это был 1931 год. Мне тогда было девять лет, я являлся беззаботным озорным карапузом с русой копной кудрявых волос. Отец тогда взял меня с собой на рыбалку, что было для меня впервые. Обычно он отправлялся на такое занятие вместо со своими товарищами, но в этот раз решил посвятить все свое время мне, своему сыну. Помню свою ребячью радость, неутихающий смех от вида рыбы, которая прыгала у отца на крючке, не желая стать нашим уловом. Только сейчас я понимал, что она боролась за жизнь, боролась с человеческим насилием. Но тогда это воспринималось мной как что-то забавное и совершенно обычное.
Мои детские мальчишеские глазки изучали все подряд, мне хотелось изучить каждую травинку, каждого мотылька, порхающего над водной гладью спокойного озера. Вскоре я заметил на противоположном берегу двух медведей. Тогда мой детский организм вряд ли знал, что такое опасность, поэтому я быстро начал привлекать внимание больших живых созданий своими забавными криками и рычаниями.
Но те, как назло, не замечали меня и продолжали идти дальше. Я сразу успел заметить, что среди этих двоих грозных медведей затерялся маленький медвежонок, который, навострив ушки, наблюдал за моим неуклюжим весельем. Его родители остановились и стали гладиться своими большими мокрыми носами о его маленькое пушистое тельце, призывая своего любопытного малыша идти дальше.
— Папа! А что они делают? — тогда мой еще неокрепший ум не мог понять многого, поэтому отцу приходилось отвечать на многие, как мне сейчас кажется, глупые вопросы.
— Это любовь, сынок. Родительская любовь. Самое удивительное и великое чувство в мире.
Любовь… Как же сладко это слово на вкус… И как же оно часто встречается в наших разговорах. Но знаем ли мы его значение? Знаем ли его применение? Неужели война движется любовью? Неужели жестокость строится на этом потрясающем человеческом чувстве? Почему тогда мы позволили себе забыть о любви, почему впустили в свои дома безнравственность и зло? Что нами руководит? Ради чего мы совершаем такие отвратительные действия? Разве ради любви? Нет, любовь отрицает это. Любовь — яркий луч света, где все темное и аморальное моментальное сгорает. Тогда почему мы позволили погаснуть этому лучу? Почему позволили тьме завладеть собой?
Силы стремительно покидают меня. Мое тело начало сдаваться вместе с разумом. Я не могу идти дальше.
Но все равно продолжаю двигаться, упрямо и через боль. Впереди больше нет ничего: ни цели, ни чувств, ни даже времени. Все осталось где-то позади, в том охваченном войной мире. Я находился в какой-то мертвой пустоте, где нет ничего, кроме любопытных птиц, продолжающих наблюдать за каждым моим движением, будто они пытались указать дорогу в лучший мир, где нет насилия и смерти. И я, словно завороженный, следовал их указаниям, продолжал разрывать своими онемевшими белокожими ногами снег, который с каждым шагом становился все тверже и тверже.
Внезапно мои уши уловили тихий хриплый кашель, он раздался где-то рядом, прямо передо мной. Я, словно ужаленный, оборачиваюсь и пытаюсь найти в этой кромешной ночной тьме человеческий силуэт. К счастью, снег своим темно-голубым свечением быстро выдал чужака этого безлюдного места. Он сидел в паре шагов от меня, прижавшись к окаменевшему от мороза стволу дерева и с ужасом смотрел на меня. Даже во тьме я смог различить очертания немецкой каски, совсем юное лицо, на котором застыл неподдельный страх и беспомощность. Мой нос учуял острый запах крови, я быстро понял, что мой враг смертельно ранен и смиренно ждет смерти.
Мои руки автоматически сжимают пистолет-пулемет и предательски наставляют его на врага, не спросив разрешения даже у меня. Мои конечности давно стали самостоятельным организмом и действовали только в своих личных целях. Но сейчас я не позволю им это сделать, нет.
Стиснув зубы, я с трудом отвожу оружие от беззащитного человека, лежащего у моих ног. Почему я назвал его врагом? Что он мне сделал? Почему я хотел убить его? Что мной руководило? Долг, честь? Патриотизм? Эти чувства никак не могут оправдать себя перед убийством человека. Неужели этот юноша мог убить мою семью, проявить бесчеловечность? Его заставили это делать, ему угрожали, как и мне. Он находится здесь не по своему желанию, он также думает о мире, также думает о любви.
Сейчас перед моими глазами возник образ не вражеского немецкого солдата. Я видел самого себя, такого же юного, наивного и запутавшегося в себе паренька. Нас столкнули лбами, как неразумных петухов и решили посмотреть на представление. Но я не позволю свершиться этому зрелищу. Я не стану участником этого поединка.
Бросив оружие в снег, я склонился над раненым солдатом, посмотрел в его опухшие безжизненные глаза. В них виднелась доброта, такая настоящая и живая, что мое сердце предательски екнуло, и я, сам того не замечая, заплакал.
— Не переживай, теперь все будет хорошо. Больше никто не сможет потревожить нас. Война позади, — дрожащим голосом прошептал я и крепко сжал его обездвиженную ладонь, чувствуя, как тепло стремительно покидает ее.
Он сжал мою ладонь в ответ и издал слабую улыбку, которая навсегда застыла на его синих губах, как знак человеческой доброты, мира и любви.
Мы умерли, так и не дождавшись рассвета солнца. Мы умерли, как люди, в чьих сердцах до последнего жила доброта и любовь ко всему живому. Мы не боролись за выдуманные высшими чинами цели, мы боролись за мир между людьми, за единство всего человечества.
Все люди должны помнить, что они живут на очень маленькой планете, и что рано или поздно им придется объединиться, стереть границы, забыть о войнах и насилии, иначе их ждет полное уничтожение и смерть, после которой не будет ничего, кроме бесконечного хаоса и пустоты.