В период разработки агента Калачева фээсбэшники усомнились, что такое ответственное задание дано человеку молодому, по складу характера легкомысленному и мало подготовленному для серьезной агентурной работы. Поэтому к Калачеву был подведен наш контрразведчик, он перевел операцию на себя, и в ФСБ были уверены, что с этой стороны никаких неожиданностей не последует. Но они недооценили профессионализма бывшего полковника КГБ Юргена Янсена.
Засылка агента Калачева была лишь прикрытием, операцией отвлечения. На самом деле документы готовил совсем другой агент. Его имени начальник службы безопасности не знал. И когда я говорю «не знал», это и означает не знал.
Это была очень неприятная новость. Я предложил Голубкову немедленно связаться с ФСБ, но он только рукой махнул. Если они просрали настоящего агента, что они смогут сделать за одну ночь? Эти документы уже наверняка в Брюсселе или будут там с часу на час.
Как отреагируют на них в штаб-квартире НАТО? Взрыва, который мгновенно превратит Таллин, а затем и всю Эстонию, в новую «горячую точку» на карте Европы, не будет. У России не будет повода для введения в Эстонию миротворческих сил. Не будет и повода для вмешательства НАТО. Все так. А если в 76-й Псковской дивизии действительно происходит какое-то шевеление и оно зафиксировано аэрокосмической разведкой? Не поспешат ли отреагировать натовские генералы?
Мне казалось, что не поспешат. Генералы везде одинаковые. Они не любят брать на себя ответственность. Генерал Голубков был со мной в общем согласен, но напомнил, что генералам присуще и другое качество: стремление выслужиться. Без этого не становятся генералами.
— Вам видней, господин генерал, — сказал я.
Он покряхтел, поморщился, поскреб в затылке и в конце концов заключил:
— Мы не можем рисковать. Их надо предупредить. О том, что документы — фальшивка, липа. Предупреждение должно исходить из источника, которому они доверяют. У нас нет выбора. Звони.
Я позвонил Розе Марковне, узнал у нее номер телефона Альгириса Паальмана и попросил позвонить ему и отрекомендовать меня как человека, заслуживающего доверия.
Через сорок минут мы встретились с Паальманом у Домского собора. Я не знаю, о чем российский контрразведчик говорил со старым английским шпионом. Знаю только, что в тот же день Паальман вылетел вечерним рейсом в Лондон. Провожала его Роза Марковна. Может быть, навсегда.
Вечером, когда Метсакальмисту закрылось для посетителей, туда по приказу генерала Кейта прибыл саперный взвод с миноискателями и собаками, натасканными на поиск взрывчатки. Они прочесали все кладбище. Нормальная мера предосторожности. Никаких взрывных устройств обнаружено не было.
Всю ночь Муха и Артист, надев синие халаты уборщиков, дежурили возле ритуального зала госпиталя. Никто не подходил к гробу и не открывал его, чтобы убедиться, что фугас на месте или задать точное время взрыва. Значит, радиосигнал будет подан, и ровно через двадцать минут взрыватель сработает.
В шесть утра мобильная группа спецподразделения «Эст» под командованием порученца Кейта капитана Медлера перекрыла парадный вход в ритуальный зал и все выходы в коридор и во двор. Вместе с ними подъехал и я. Под шумок мы извлекли фугас из гроба и перегрузили его в багажник «мазератти». До начала торжественной церемонии оставалось слишком мало времени, поэтому там его и оставили, блокировав лежащим в спортивной сумке с надписью «Puma» широкополосным подавителем радиосигналов. Тачку отогнали на стоянку к гостинице, а потом посадили в нее Томаса, чтобы он проехал на ней в траурном кортеже. Если заинтересованные лица заметили подозрительную возню в ритуальном зале и связали ее с появлением во дворе госпиталя «мазератти», то это должно было их успокоить.
Между тем церемония продолжалась. Гроб пронесли по центральной аллее Метсакальмисту и установили возле свежей могилы среди десятков венков. Начались речи. Говорили по-эстонски. Какой-то профессорского вида старик с Железным Рыцарским крестом говорил по-немецки. Потом снова зазвучал эстонский. Конец церемонии близился, но никому не звонили по мобильнику, никто не проявлял признаков беспокойства. Я нашел взглядом Артиста и Муху, стоявших в разных концах толпы. Они пожали плечами — тоже ничего не заметили.
Я начал склоняться к мысли, что мистера Икс на кладбище нет, но тут Томас обернулся ко мне и сказал:
— Гроб не тот.
— Что значит не тот? — удивился я.
— Не тот, — повторил он. — Я сам его выбирал, я помню. На том узор на крышке был не такой. Приятней. Поэтому я тот и выбрал. А этот не выбрал.
К выбору гроба для своего названного деда Томас, действительно, отнесся с большой ответственностью. Из десятка этих произведений столярного искусства, выставленных в демонстрационном зале похоронного бюро на Кладбищенской улице в Аугсбурге, он сначала отобрал два со сплошными крышками, придирчиво сравнивал, щупал обивку, проверял на мягкость. Потом перешел к узорам, которые оставили на вишневом дереве какие-то жуки-древоточцы. Гробы из дерева с таким узором считались высшим классом. И лишь после долгих колебаний сделал выбор.
Можно было, конечно, допустить, что сейчас Томас ошибся, но глаз у него, как мы не раз отмечали, был хороший, и я сразу ему поверил. Но на всякий случай спросил:
— Уверен?
— Серж, обижаешь! — сказал Томас.
Я рассеянно прислушивался к речам, а сам лихорадочно соображал, каким маршрутом микроавтобус с гробом шел из Аугсбурга в Эстонию. Через Валгу, это я знал. Значит, через Латвию. А до Латвии? Через Белоруссию? А не случалось ли ему завернуть в Россию?
Выражение напряженной задумчивости на моем лице Томас принял за недоверие и хотел привести новые доказательства того, что это не тот гроб, но в этот момент Рита тронула его за рукав и что-то сказала по-эстонски. Он закивал:
— Да, конечно. Я побуду, идите. — А мне объяснил: — У папы деловая встреча.
— У какого папы? — не понял я.
— Как это у какого? У господина Вайно!
Я выскользнул из первого ряда и оказался за спиной Вайно. Он выбирался из толпы деликатно, задом, чтобы не отвлекать почетных гостей от церемонии. Артист и Муха заметили мое движение и начали перемещаться ко мне.
Вайно почувствовал помеху и оглянулся.
— Извините, мне срочно нужно уйти, — негромко произнес он и кивнул Рите. — Не отставай.
— Господин Вайно, это неприлично, — возразил я.
— К сожалению, дела.
— До салюта осталось не больше двадцати минут, — напомнил я. — Вы не можете уйти. Это неуважение к памяти национального героя.
— Давай подождем, — поддержала меня Рита.
Он что-то резко, сквозь зубы, бросил ей по-эстонски, что-то вроде русского «дура», и попытался отодвинуть меня плечом. Возможно, у него бы это получилось, но рядом со мной уже были Артист и Муха.
— Господин Вайно, куда же вы? — заорал Артист.
Почетные гости с осуждением оглянулись. Инстинкт самосохранения боролся в Вайно с привычкой соблюдать приличия. Привычка одержала верх. Он успокаивающе покивал. Но едва гости отвернулись, рванулся со страшной силой. Меня и Муху он сдвинул в сторону, но тут Артист зашел к нему за спину, приобнял за плечо, наклонился к уху и сказал, улыбаясь:
— Стой на месте, сука.
Вайно при этом дернулся, из чего я заключил, что Артист подкрепил свою просьбу, ткнув ему в спину пистолетным стволом. Крупная бритая голова Вайно потемнела от прихлынувшей крови, он беспомощно оглянулся, словно хотел позвать на помощь. Но Артист еще раз всадил ему ствол в спину, и Вайно притих.
— Что происходит? — с тревогой спросила Рита.
— Все в порядке, — заверил ее Артист.
В сущности, удерживать Вайно не было никакого резона. То, что нам нужно было узнать, мы узнали. Я хотел приказать отпустить его, но речи неожиданно быстро кончились, руководивший церемонией генерал-лейтенант Кейт отдал по-эстонски команду, клацнули затворы «калашей», по ушам хлестнул залп почетного караула. Массивное тело Вайно судорожно напряглось и вдруг обмякло. Тяжелым кулем он повалился на землю.