— Отец! — вскрикнула Рита.
Второй залп заглушил ее слова. Томас оглянулся, понял, что происходит что-то неладное, и рванулся к нам.
— Быстро врача! — приказал ему Артист.
— Бегу! — ответил Томас и исчез.
После третьего залпа внимание толпы приковалось к нам. Вайно лежал на спине, глаза казались белыми, лицо было искажено дикой гримасой. Мы подхватили его и понесли к выходу. Тяжеленный он был, как труп. И только когда мы дотащили его до ворот и положили на скамейку, я понял, почему он такой тяжелый.
Потому что он уже был трупом.
Пульса не было. От лица медленно отливала кровь. Руки были судорожно сжаты. В правой руке я заметил черную пластмассовую коробочку, похожую на телевизионный пульт. Это и был пульт, но не телевизионный. Я разогнул пальцы Вайно и взял коробочку. Он сжимал ее с такой силой, что кнопка подачи взрывного сигнала запала и не возвратилась в исходное положение. Импульс и сейчас шел в эфир.
Я показал пульт Артисту и Мухе. Они понимающе покивали.
— Посторонитесь, — сказал какой-то старик. — Я врач.
Он склонился над телом Вайно и сообщил:
— Инсульт.
Мы выбрались из окружившей скамейку толпы. Вместе с нами отошла и Рита. Она сжимала руки, кусала костяшки пальцев. Ее била крупная дрожь.
— Что с тобой? — спросил Муха. Но тут же понял, что вопрос нелепый, потрепал ее по плечу. — Ну-ну. Расслабься.
— Это я виновата, — проговорила она. — Я. Я слишком часто желала ему смерти!
— Да ладно тебе, — сказал Артист. — Если бы ты желала ему смерти, сейчас бы ты радовалась, а не тряслась. Поехали домой. Тебе нужно согреться.
И только тут мы заметили, что красной «мазератти» нет.
— Господин Ребане поехал за врачом на подстанцию «скорой помощи», — объяснил нам водитель «линкольна».
Муха открыл перед Ритой заднюю дверь «линкольна» и вдруг замер.
— А это что такое? — спросил он, поднимая с сиденья спортивную сумку с надписью «Puma».
— Господин Ребане попросил отдать ее вам, — ответил водитель. — Он сказал, что она вам все время нужна. Вдруг понадобится, пока его не будет.
— Фитиль, твою мать! — с отчаянием завопил Муха.
— Быстро садимся, — приказал я. — Где у вас «скорая»?
— Ближе всего вторая подстанция. Туда он, наверное, и поехал.
— Гони туда.
— Что… случилось? — спросила Рита.
— Ничего, — ответил Артист. — Ничего не случилось. Да гони же, гони! — заорал он на водилу.
— Минутку, — прервал его Муха. Он извлек из бумажника купюру в сто баксов и сунул ее в нагрудный карман водителя. — Поехали.
«Линкольн» рванул так, что нас бросило на спинки сидений.
— Кажется, попали, — пробормотал Артист.
Так оно и было. Как только Томас перекинул из «мазератти» в «линкольн» сумку «Puma» с широкополосным подавителем радиосигналов, фугас в багажнике «мазератти» оказался незащищенным. Оставалась надежда только на то, что Томас успел отъехать от кладбища больше чем на километр и импульс радиопульта, который судорожно сжимал в руке Вайно, не достиг радиовзрывателя изделия «ФЗУД-8-ВР».
— Где твой мобильник? — спросил я Артиста.
— А черт его знает. Кажется, в тачке.
Я вытащил свой сотовый и набрал номер мобильного телефона Артиста. После третьего гудка в трубке раздался голос Томаса:
— Это кто мне звонит? Или это не мне звонят?
— Тебе, Фитиль, тебе! — заорал Муха.
— Тихо! — приказал я. — Томас, ты слышишь меня?
— Слышу, Серж. Хорошо слышу.
— Ты где?
Он назвал какую-то эстонскую улицу.
— Я знаю, — кивнул водитель.
— Жми туда. Томас, слушай меня внимательно. Не перебивай. Быстро останови тачку и открой багажник. Телефон не клади.
— Открыл, — через полминуты сообщил Томас.
— Коробку, завернутую в синий халат, видишь?
— Вижу.
— Разверни халат.
— Развернул. Тут какая-то зеленая железяка.
— Сними крышку. Она за защелках. Отщелкни.
— Отщелкнул.
— Что видишь?
— Часы. Электронные. С цифрами.
— Какие цифры?
— Ноль, потом двоеточие, потом семнадцать.
— Двоеточие мигает? — спросил я в надежде на чудо.
— Мигает! — радостно известил Томас. — Уже шестнадцать.
Не случилось чуда. Отсчет шел. До взрыва оставалось шестнадцать минут.
— Странные часы, — сказал Томас. — Они идут задом наперед.
— Это не часы.
— А что?
— Заткнись и слушай. Есть поблизости какой-нибудь пустырь?
— Какой пустырь, Серж? О чем ты говоришь? В Таллине нет пустырей!
— Быстро садись в машину и выезжай из города.
— Как из города? — запротестовал Томас. — А «скорая» для господина Вайно?
— Ему не нужна «скорая». Выезжай как можно быстрей. Потом оттащишь коробку подальше от дороги и сразу уезжай. Телефон не отключай. Поставь в гнездо на панели. Понял?
— Понял. Уже еду. Я спросил, что это за часы. Ты не ответил.
— Это не часы. Это фугас.
— Фугас — это бомба?
— Да, бомба. Она рванет через пятнадцать минут.
— Бомба? Надо же. Откуда она взялась? Вы что, все время возили ее в машине? Серж, это очень неразумно.
— Рви из города! — рявкнул я.
— Не успеет, — сказал водитель.
— Успею, — возразил Томас. — На такой тачке успею. Значит, с господином Вайно все в порядке? Я очень рад. Если бы он заболел, пришлось бы отложить свадьбу. А мне бы этого не хотелось. А вдруг Рита передумает?
— Я не передумаю, — сказала Рита. — Томас Ребане, я не передумаю. Но ты поспеши. Как будто едешь на нашу свадьбу.
— Спешу. Уже сто двадцать. Больше нельзя — много машин.
— Ты где? — спросил я.
Он назвал какую-то улицу, тоже эстонскую.
— Может успеть, — заметил водитель. — Нам за ним?
— За ним.
— Сто тридцать, — сообщил Томас. — Рита Лоо, я лечу к тебе на крыльях любви со скоростью сто тридцать километров в час! Вот черт! Тьфу, бляха-муха!
— В чем дело?
— Мент! Мент привязался! Стоял с радаром, а теперь едет за мной!
— Отрывайся!
— Сейчас. Сейчас выскочу из города и оторвусь. Еще один! Да что им, нечего делать?
— Жми, Фитиль! Жми! — завопил Муха.
— Я жму. Сто сорок. Я уже за городом. Только впереди пост. Они сообщат, перекроют шоссе. Они привязались, потому что видят — тачка дорогая. Значит, с меня можно хорошо поиметь.
— У тебя тринадцать минут.
Муха вырвал у меня трубку.
— Фитиль, слушай меня. На дороге много машин?
— Не так много.
— Съезжай за обочину, бросай тачку и рви когти со страшной силой!
— Не могу. Менты остановятся и их взорвет.
— Объяснишь им по-быстрому что к чему!
— Муха, ты не перестаешь меня удивлять. Может, российским ментам и можно объяснить что-нибудь по-быстрому, а эстонским нельзя. Пока я буду им объяснять, бомба взорвется.
— Тогда тормози и рви из машины в поле! Они кинутся за тобой!
— Никогда! Русские менты кинутся. Это может быть. Но не эстонцы. Эстонцы не кинутся. Эстонцы остановятся и начнут обсуждать, стоит ли им за мной кидаться. Пока они будут обсуждать, я уже убегу далеко. И они решат, что кидаться не стоит. Потому что я все равно вернусь к своей тачке. Так как это дорогая тачка. Они останутся возле тачки и будут ждать, пока не взорвутся.
— Да и хер с ними, если они такие мудаки!
— Муха, ты не прав. Дорожные полицейские тоже люди. С этим утверждением, возможно, согласятся не все. Но это мое личное мнение. Я его никому не навязываю.
— Томас! — крикнула Рита. — Томас Ребане! Думай о себе! Думай о нас! Тормози и беги!
— Рита Лоо, а я о ком думаю? О нас я и думаю. Мы не будем счастливыми, если между нами в постели будут лежать трупы дорожных полицейских. Четыре трупа дорожных полицейских. Это немножечко многовато.
— Придурок! Томас Ребане, ты придурок!
— Ты мне тоже очень нравишься, Рита Лоо. Ну вот, а что я вам говорил? Впереди пост, шоссе перекрыто. Я разворачиваюсь. Попробую прорваться на набережную. Там выкину фугас в море. Если он взорвется в воде, никого же не зацепит?
— Жми к набережной, — приказал я водителю.
— Серж, я тебя вот о чем все хотел спросить. Я жму, а ты объясни. Ты что-то говорил про ситуацию гражданской войны у нас в Эстонии. Это как?
— Проехали.
— Это хорошо. А как насчет оккупации? То есть, в смысле российских миротворческих сил?
— Тоже проехали.
— И это хорошо. Все эти присоединения, разъединения, ничего хорошего из этого не бывает. Дерево должно расти снизу, из земли. А когда его втыкают сверху, чего же удивляться, что оно не растет? Сколько у меня?