Все еще повернувшись к ней лицом, Рикардо отступил к двери и потянул на себя створки.
— Спокойной ночи, мой ангел.
Ее губы беззвучно смыкались и размыкались, как будто были намазаны клеем. Глаза бессмысленно блуждали.
Сунув ключ в карман, он пошел назад прежним путем.
В тишине скрипела под ногами влажная галька. И вдруг нечеловеческий, леденящий душу крик:
— НЕТ!
Еще в течение некоторого времени эхо доносило до него крики, похожие на вой зверя, которого режут на куски. Потом они стали глуше, отдаленнее, как будто шли из-под земли. У ворот он остановился, бросил тусклый взгляд на догорающее небо. Прислушался. Ни одно человеческое ухо не могло бы теперь различить ничего похожего на зов. Он зажег сигарету и начал спускаться по склону. Вдалеке дети водили свой хоровод.
Охота
Перевод М. Волковой
От свернутых гобеленов и изъеденных молью книг в антикварной лавке пахло, как из сундука с церковной утварью. Кончиками пальцев человек коснулся сложенных стопой картин. Оттуда вылетел мотылек и тут же наткнулся на раскрашенную деревянную статую святого с отбитыми руками.
— Красивая статуя, — проговорил человек.
Старуха вытащила из пучка шпильку и начала чистить ноготь на большом пальце.
— Это Святой Франциск, — сказала она и снова сунула шпильку в волосы.
Человек медленно повернулся и посмотрел на шелковый гобелен, занимавший всю стену в глубине. Подошел поближе. Старуха подошла вместе с ним.
— Я уже заметила, сеньор заинтересовался этой штукой… Жаль, что он в таком состоянии.
Человек протянул руку к ткани, но не коснулся ее.
— Сегодня вроде яснее…
— Яснее? — повторила старуха, надевая очки. Она скользнула рукой по гладкой поверхности. — Как это, яснее?
— Краски стали ярче. Вы что-нибудь с ним делали?
Старуха взглянула на него, но тут же перевела глаза на Святого Франциска с отбитыми руками: лицо у человека было бледно и растерянно, как у статуи.
— Ничего я с ним не делала. С чего сеньор взял?
— Просто я заметил разницу.
— Нет, нет, ничего я не делала. Этот гобелен не выдержит никакой чистки, разве сеньор не видит? Я вообще думаю, только из-за пыли он еще не развалился, — добавила она вновь вынимая из головы шпильку и принимаясь вертеть ее между пальцами. Потом задумчиво почмокала губами: — Его принес один парень, ему очень нужны были деньги. Я ему говорю: ткань, мол, совсем выношена, вряд ли кто такое купит, но он так просил… Ну, я его здесь и повесила. Но это уж давно было. Он так с тех пор и не появлялся.
— Невероятно…
Старуха не поняла, что теперь имел в виду посетитель: гобелен или рассказанную историю. Она пожала плечами и снова принялась чистить ногти шпилькой.
— Хорошо бы продать, конечно, но, думаю, вряд ли это удастся. Начнешь снимать, он и развалится на куски.
Человек закурил. Рука дрожала. Боже мой, когда? Когда он все это видел? И где?
Сцена изображала охоту. На первом плане стоял охотник с натянутым луком в руках и целился прямо в густую листву. Немного глубже, среди деревьев, можно было различить фигуру другого охотника, но это был лишь смутный силуэт с бледным пятном вместо лица. От первой фигуры веяло мощью и уверенностью, курчавая борода напоминала сплетенный клубок змей, мускулы напряглись в ожидании, когда птица взовьется из густых ветвей и можно будет выпустить в нее стрелу.
Человек прерывисто дышал. Его блуждающий взгляд скользил по бледно-зеленой, как небо перед грозой, поверхности ткани. То тут, то там на блеклом фоне ядовито темнели фиолетовые пятна, как будто сама листва выделяла некую вредоносную жидкость, которая стекала по сапогам охотника и уходила в землю. Листва, в которой пряталась дичь, тоже была покрыта такими пятнами — они могли быть частью рисунка или просто следами времени.
— Сегодня все как будто яснее, — пробормотал человек. — И как будто… Вам не кажется, что есть разница?
Старуха уставилась на рисунок. Она сняла очки, потом снова надела.
— Не вижу я никакой разницы.
— Ну как же, вчера было непонятно, выпустил он стрелу или нет.
— Стрелу? Сеньор видит какую-нибудь стрелу?
— Вот здесь точка, у самого лука…
Старуха недоверчиво потянула носом.
— А это не от моли случайно? Вон уж и стена видна. Спасу от этой моли нет, — пожаловалась она, подавляя зевок. — Сеньор может оставаться сколько захочет. Пойду чайку попью. — Она сделала неопределенный жест рукой и ушла, неслышно ступая в войлочных шлепанцах.
Человек выронил из рук сигарету и медленно раздавил ее ногой. Стиснутые челюсти заломило от боли. Он знал этот лес, этого охотника, это небо. О, как хорошо он их знал! Он почти чувствовал, как щекочет ноздри аромат эвкалиптов, как покалывает кожу влажный холод рассвета. Этот рассвет! Когда это было? Он уже ходил по этой тропинке, вдыхал густой туман, опускающийся с зеленого неба… Или это испарения от земли? Охотник с курчавой бородой, казалось, улыбался, коварно и фальшиво. Может, он был этим охотником? Или тем, в глубине, подсматривающим из-за деревьев? Со стертым лицом? Он был одним из действующих лиц картины, это ясно, но каким? Его взгляд остановился на густых ветвях, где пряталась дичь. Листья, листья, только тишина и листья, слившиеся в одну сплошную тень. Но там, за ними, сквозь темные пятна он угадывал напряженный силуэт животного или птицы. Ему стало жаль этого охваченного паникой, судорожно ищущего спасения существа. Вот она, смерть, совсем рядом! Малейшее движение охотника, и полетит стрела… Старуха не смогла разглядеть ее, да и никто бы не разглядел эту едва заметную точечку, бледнее пылинки, над самой изогнутой частью лука.