Подмена обращения взгляда в себя взглядом, узревшим причину зла в соратниках, в начальстве, в соседе, закономерно сделала направленной энергию мести, сведения счета и сама собой определила структуру террора.
За пару дней до последнего ночного визита в мавзоле известный физик-разведчик докладывал Сталину о ходе ядерных исследований в лабораториях мира и страны. В который уж раз он старался популярно изложить лучшему другу советской науки физический принцип работы ядерной бомбы. Сталин вдруг вышел на середину кабинета и весело сказал: - Так значит это называется цепной реакцией? Мне она нравится! Мне она подходит! Я люблю, когда так называмый нейтрон налетает грудью на атом урана-238, взрывает его, а тот в свою очередь распадается и, главное, расщепляющихся ядер становится все больше и больше. Подобную цепную реакцию я поставлю на службу НКВД. Дайте физику орден Ленина за цепную реакцию!
Я ни черта не понял в этой реакции, но почуял: скоро начнем охоту. И не ошибся.
И вот оно - началось! И вот тогда до меня дошел физический смысл
открытия века! Началась реакция сверху. Через некоторое время,
поддержанная снизу обывателем, она усилилась и разгулялась вовсю.
Попадавшиеся кое-где честные люди были не в силах удержать от распада
в реакторе террора один, десять, сто, тысячу атомов ненависти,
накопившегося возмущения, мести, бессмысленной жажды крови, садизма и
карьеризма. Подлость расправ оправдывалась искренним убеждением, что
она необходима в борьбе с врагами того, что прежде называлось уютной,
спокойной и воистину свободной жизнью. Миллионы людей, хлебнув
"демократии высшего типа", естественно заблуждались, думая, что
вместо секретаря обкома в город въедет на белом коне благородный
губернатор, а за ним - полки благородных чиновников раз личных
ведомств, давших клятву содействовать благоустройству обывателя.
Тюрьмы и лагеря были переполнены. Подследственных держали в школах,
детсадах, детяслях, на стадионах и в товарных вагонах.
Один конструктор получил премию 50000 рублей за проект
следственно-судебного поезда. Поезд черно-белой полосатой каторжной
расцветки состоял из пятнадцати товарно-пассажирских вагонов.
Арестованный враг народа должен был пройти против хода поезда из
переднего товарного вагона в пассажиро-канцелярский, где на него
оформлялось дело. Затем - на остановке - судебный вагон. Стены
его раздвигались, и жители одного из российских городов следили по
замыслу молодого инженера за ходом короткого процесса. Стоянка
следственных поездов, по мнению Кагановича, должна была неуклонно
сокращаться, с тем, чтобы при коммунизме их вообще упразднить.
Выслушав приговор, враг народа обязан был публично спеть песню Ильича
и старых большевиков, дожидавшихся своей очереди в черно-белых
товарных вагонах: "Наш паровоз, лети вперед! В коммуне
остановка!" Затем в зависимости от приговора врага отправляли либо в
вагон-барак, либо в конечный вагон, который предполагалось назвать
"кончаловкой". Крематорий, работавший на дармовой энергии около
колесного генератора, принимал врага, расстрелянного при переходе
через вагон-выставку "20 лет побед и достижений". Пепел врага
развеивался, вылетая из поддувала, по обеим сторонам дороги. В
поезде имелаоь библиотека, кинозал, вагонпытка и вагон-ресторан. На
груди паровоза "Иосиф Сталин" конструктор уже видел устрашающий врага
афоризм "Был человек и нет человека". Под ним бронзовая подпись: И.
Сталин.
Каганович подарил этот проект вождю 21 декабря 1937 года на день
рождения. Сталин ознакомился с ним и сказал:
- Ты, Лазарь, самый глупый еврей из евреев, но инженер-то что думал? Может быть, нам теперь выпустить эскадру следственных самолетов с решетками на иллюминаторах Вы что, с ума сошли? Может быть, переделать "Аврору" в Бутырки?
Инженер этот был взят мною в поезде "Москва - Ялта" Дело его, не выходя из купе, я закончил за сутки. О сознался в том, что сделал провокационный проект следственного экспресса "Следэкс" по заданию польской разведки, желавшей восстановить мнение Запада против Сталина. На перроне в Ялте мы простились. На прощание я сказал: был человек и нет человека. После чего инженера увезли в ялтинские подвалы. Случившееся он воспринял, как воспринимают возмездие: крайне неприязненно и с большим удивлением. Вот как...
Зачем я вам все это рассказываю? А я, собственно, рассказываю вовсе не вам. Рябов записывает нашу беседу. Я буду прокручивать запись до глубокой старости, а потом завещаю французской или итальянской детворе. Может пригодиться.
57
Короче говоря, смена руководства происходила повсеместно. Конечно, этим пользовались самые отъявленные злодеи не верившие, повторяю, ни в Бога, ни в Идею Дьявола и благодаря им государство становилось тем, чем оно является ныне. Структура его хорошо известна. Но укрепление государства проходило под все теми же лозунгами и не были провозглашены новые цели существования общества. Прежними остались и идеалы. Дьявол, казалось, заключил договор с партией. Он ей - неограниченную власть, она ему - лозунги, идеологию, цели. Это устраивало всех, включая Сталина. Сменить вывеску и выкинуть на свалку партийную религию он не рискнул. И поступил по-своему неглупо, потому что иной выбор привел бы его к краху и гибели... Но я забежал вперед.
Если бы в те годы какой-нибудь надмирный наблюдатель имел возможность присмотреться к образу поведения сотен тысяч людей, почувствовать их настроения и проникнуть в логику поступков, то его поразило бы безумие странного зрелища.
Одни старались первыми крикнуть "Враг! Враг!", спасая тем самым свое положение и застраховывал себя от ареста. Другие химичили доносы или публично шельмовали и партфункционеров и невинных граждан ради любой выгоды: ордера на квартиру, продвижения по службе и т.п. И те и эти поступали обдуманно и рассудительно. Ничего метафизического в их поступках не было.
Разумеется, о нечистой силе, о Дьяволе как Разуме, утратившем Бога, они не думали. Органической была уверенность, что Зло вообще и принципиально существует вне их самих. Поэтому не было зрелища трагикомичней, когда брали некоторых считавших себя кристаллически честными партийцами и только что угробивших других травлей и доносами. Тогда они вопили в наших кабинетах: "Вредительство! Мы напишем Сталину! Он вас расстреляет!"