Арджуна рассмеялся, но остановился, увидев, что смеется в одиночестве. Он откашлялся.
– Прости меня. Довольно большой скачок от баночки с маслом к подделке, тебе не кажется? У меня нет ничего подобного. И будь осторожен с теми, кого об этом спрашиваешь. Я знаю двадцать человек, которые продали бы тебе плохую фальшивку, чтобы тебя застрелили.
– Ценю твою честность.
– Пелфия – недружелюбное место, Мадд. И даже хуже, я думаю. Мне жаль, что у тебя возникли такие неприятности, но я не знаю, чем помочь. Мои познания о мире… – он взял шлем из слоновой кости, вырезанный таким образом, чтобы напоминать вьющуюся шевелюру, надел нелепую штуку и улыбнулся, – в основном, бесполезны. Моя мать говорит, что счастье – это симптом невежества. – Он пожал плечами, снимая «парик» из слоновой кости. – Я очень счастлив.
– А ты знаешь кого-нибудь, кто несчастен?
– О, моя мать. Она весьма несчастна, – просиял Арджуна.
Сенлин улыбнулся в ответ:
– Возможно, она сможет мне помочь. Где она?
– Здесь. Она больше нигде не бывает. Всегда слишком занята, чтобы уйти.
– Она здесь? Где?
– Мужчины приходят поговорить с ней, мужчины вроде тебя. Она ведет учет многих вещей. – Арджуна задумчиво прикусил нижнюю губу. – Но она сложный человек. С такими матерями друзей обычно не знакомят.
Сенлин был настолько очарован беспокойством Арджуны, что почти смог проигнорировать Марию, когда она прыгнула на прилавок между купцом и коническим черепом гигантского муравьеда.
– Берегись людей, которые называют тебя другом, – нараспев предупредила она.
Переведя дух, Сенлин устремил на Арджуну пристальный умоляющий взгляд:
– Если твоя мать согласна встретиться, я бы очень хотел поговорить с нею.
Арджуна поискал в глазах Сенлина намек на сомнения, но обнаружил лишь решимость, и его лицо помрачнело, а свеча улыбки погасла.
– Ладно. Но я предупреждал тебя, Мадд.
Арджуна взмахом руки велел Сенлину обойти прилавок и показал ему люк в полу.
– Ты держишь свою мать в подвале? – удивился Сенлин, которому было совестно, что он полностью вышиб из торговца шутливый настрой.
Ухмылка тронула щеку Арджуны.
– Ты все перепутал. Она держит меня на чердаке, – сказал он и обеими руками открыл люк.
Сенлин заглянул в комнату. Он увидел только воздух и далекую землю в нескольких тысячах футов внизу. Он встревоженно поднял взгляд, и в его ушах прозвучало предостережение Марии: «Берегись людей, которые называют тебя другом».
Но Арджуна не собирался толкать его в люк. Он выглядел обеспокоенным и немного грустным. Ветер накинулся на них, всколыхнув белую куртку Арджуны и развевающийся темный сюртук Сенлина. Лишь тогда он увидел лестницу, а ниже – несколько перекрещивающихся досок, образовавших куцую площадку.
– Моя мать очень проницательна, и у нее нет чувства юмора. Я всегда считал ее страшной. Что бы ты ни делал, не лги ей.
– Я буду… в смысле – я не буду, – сказал Сенлин и, присев на край отверстия, потянулся мыском ботинка к первой ступени.
Он как будто забирался в пропасть.
– Ты поступаешь очень мудро, – сказал Арджуна. – Но это сделает тебя очень несчастным.
Глава пятая
В пиратской бухте нельзя ступить и шагу без того, чтобы к тебе не пристал какой-нибудь шарлатан, обещая сокровища. Впрочем, я полагаю, есть нечто утешительное в том, что рисование и продажа карт с сокровищами способны обеспечить надежный заработок. То же самое можно сказать о написании путеводителей.
Адамос Борей никогда раньше не был ни в ресторане, ни в старомодной деревенской таверне, ни в городском кафе. Такие заведения – помимо того что там подавали пиво без осадка и горячую пищу – имели, как правило, звучные и запоминающиеся названия вроде «Резвящейся Минервы», или «Позолоченного крана лорда Уимбли», или какой-нибудь другой благородной ерунды. У пабов, которые обслуживали его, были грубые описательные названия или только картинки на дощечке, чтобы неграмотные простолюдины могли легко их идентифицировать.
И потому, невзирая на тусклый свет, вонь и неровные скамейки, Адам чувствовал себя как дома в «Уродливом ковре». Под ногами лежал пресловутый ковер, пестреющий табачными ожогами и пятнами от пива. Постоянный сквозняк просачивался сквозь гобеленовые стены, бесконечно перемешивая слой красной пыли, которую задуло из долины, и теперь она покрывала все.
Всякий раз, когда новый посетитель входил в пивную, владелец выкрикивал правила заведения, методично расставляя ударения: «Черная метка за убийство; черная метка за неоплаченный счет». Если среди собравшихся царило оживление, они подхватывали хором: «Черная метка за убийство! Черная метка за неоплаченный счет!» На любого, кто получил черную метку, могли напасть толпой и повесить за шею, если он когда-либо проявит достаточное безрассудство, чтобы снова посетить Вертун. Черная метка была единственным законом, и даже закоренелые преступники уважали его.