— Вам здесь понравится, — сказала Мария. — Если захотите позавтракать, позвоните, и придет служанка. Но если вы привыкли вставать рано, то мы завтракаем уже с семи утра. Чувствуйте себя как дома. Мы всегда хотим, чтобы Жослину и его друзьям было здесь комфортно. Оставим их с мужскими разговорами. Посмотрите в окно. — Мария указала рукой в сторону луга. — Там пасутся молодые кобылки и быки. Правда, через два дня вы уже устанете от вида быков.
Она рассмеялась, и Рафаэль облокотилась на подоконник рядом с ней.
— Вовсе нет. Здесь я познаю другой мир, о котором раньше ничего не знала. Даже по рассказам Жослин сложно было представить эту прекрасную сказку. Вам повезло жить здесь.
— Повезло? — удивилась Мария, нервно перебирая браслеты. — Каждый раз, когда Руис надевает костюм и отправляется на бой, мое сердце вздрагивает. Я никому этого не пожелаю.
Рафаэль повернулась к Марии и нерешительно спросила:
— Вы видели его в бою?
— Вы имеете в виду на публике? Нет, Виржиль так и не смог уговорить меня. До этого я очень любила корриду, часто приходила смотреть, как сражаются наши быки, и гордилась ими…
Было странно видеть, как эта дышащая здоровьем и счастьем женщина внезапно помрачнела и притихла.
— Да… Так было раньше… Теперь я могу спокойно жить только зимой, когда у Руиса нет выступлений. Здесь во время , мы называем ее , Руис обучает мальчиков сражаться, тренируя их в боях с нашими быками. Мне нравится видеть его счастливым. Дома я не боюсь, что с ним что-то может случиться. Но когда я вижу, как он надевает костюм тореадора, берет шпагу и собирает чемодан в поездку, меня охватывает беспокойство.
На минуту воцарилась тишина, и Мария поспешила весело добавить:
— В это воскресенье у Руиса последний бой, после чего я могу успокоиться на несколько месяцев. Вы же побудете у нас недельку? Жослин обещал…
— Я сочувствую вам, мадам, но не могу представить себя на вашем месте. Мне больше по душе боевая радость зрителей из Арля.
Мария взглянула на часы и подскочила:
— Уже так поздно! Давно пора готовить ужин. Располагайтесь, дорогая, и спускайтесь вниз к девяти. Зовите меня, если что.
Хозяйка поспешно вышла из комнаты и вскоре исчезла в темноте коридора.
Рафаэль снова выглянула в окно и слегка прищурила глаза. На лугу все еще паслось стадо быков. С ней столько всего произошло за последние сорок восемь часов, что она чувствовала себя слегка опьяневшей от впечатлений. Девушка глубоко вдохнула несколько раз и принялась разбирать чемодан. Этот ритуал ассоциировался у нее с Жослином. Сколько путешествий они совершили за эти два года? Видимо, не столько еще, чтобы устать от них, однако все поездки были похожи одна на другую. Но у девушки появилось ощущение, что эта будет особенной. Здесь, в доме Васкесов, она почувствовала, что полностью разделяет их сумасшедшую, полную веселья жизнь. Ей нравилось безудержно хохотать со всеми и не зависеть от Жослина, хотя она была благодарна ему за такой подарок. Прекрасно понимая, что именно эта обстановка располагает к тому, чтобы сделать ей предложение, и желая этого, она злилась на себя за неловкость, которую испытывала, находясь рядом с Руисом. Кто угодно на ее месте придумал бы кучу комплиментов в его адрес — молодой человек не отличался особым чувством юмора. Рафаэль от души расхохоталась, подумав, что похожа на счастливую дурочку.
— Жослин… — с нежностью произнесла она. Это было впервые. Обычно она думала о нем с благодарностью, иногда с желанием. Нежность к Жослину была ей незнакома… Возможно, он не такой уж сильный и решительный, как она считала. Этот мужчина мог быть ранимым и уязвимым, так как за суровой внешностью скрывался простой и искренний Жослин. У них было много общего.
Рафаэль тряхнула головой, пытаясь отогнать этот ненужный порыв снисходительности, и провальсировала по комнате. Она была уверена, что сможет очаровать Васкесов. Давно девушка не была такой довольной.
3
Жослин проснулся на рассвете. Мысль о поездке на лошадях взволновала его: ему вспомнилась беззаботная молодость.
Он поднялся с кровати и выглянул в окно: солнце еще не взошло, а рабочие уже трудились в конюшнях. Жослин решил принять холодный душ. Он чувствовал себя молодым. Не помолодевшим, а по-настоящему молодым. Рафаэль еще спала. Жослин удовлетворенно посмотрел на себя в зеркало: седые виски, легкая сеть морщинок вокруг глаз и рта… Но его фигура была такой же стройной и гибкой, как двадцать лет назад.
Вчерашний ужин был долгим и обильным, как принято у испанцев. Виржиль играл на гитаре фламенко и даже пел. Рафаэль задорно танцевала с Руисом и Мигелем. Затем они с Жослином поднялись наверх и занялись любовью, не раздеваясь, опьяневшие от вина и возбужденные приятно проведенным вечером. Жослин был счастлив, что привез девушку к Васкесам: он мог просить ее обо всем, пользуясь впечатлением, которое произвело на нее это необычное место. Улыбаясь своим мыслям, Жослин спустился на кухню, где его уже ждал Виржиль.
— Ты, как всегда, встаешь рано! Выпей кофе, я составлю тебе компанию. Будешь?
Последний вопрос прозвучал риторически, как обычно у Виржиля, за что Жослин его всегда уважал.
— С удовольствием, Виржиль. Здесь я всегда чувствую себя желанным гостем. Мне не терпится познакомиться с миром, о котором рассказывал твой сын.
Виржиль насмешливо пожал плечами.
— Эх, Жослин… Ты же знаешь, что этот малый всегда требует самых диких животных. Он любит чувствовать власть над быками и лошадьми. Дома ему не нужны зрители.
Жослин выпил кофе, поставил чашку на стол, улыбнулся и спросил:
— Ну что, ты все-таки разрешил ему?..
Жослин помнил, каким суровым становился взгляд.
Виржиля каждый раз, когда он слышал о желании сына стать матадором. Но в этот раз его лицо потеряло былую жесткость.
— Ты же знаешь, Жослин, я много раз пытался его отговорить, хотя бы ради Марии. Тяжело видеть страдания матери, прощающейся с сыном перед каждым боем. Но я ничего не могу с этим поделать. Руис делает это не ради денег, как многие горделивые юнцы, желающие получить несколько испанских песо за бой. Мой сын не гонится за славой и социальным положением. Желание быть матадором у него в крови…
— Но ведь он не этого хотел, — вздохнул Жослин.
— Он всегда хотел диких быков и настоящего боя на арене, — продолжил Виржиль. — Он мечтал слышать крики толпы и чувствовать тело разъяренного быка рядом с собой. Он желал пройти этот путь до конца, и это правильно, потому что подобным делом нужно заниматься с полной самоотдачей. Бросив школу, он припер меня к стенке: хочу быть матадором, убивать. И я не смог отговорить его и отправил в школу тореадоров в Мадриде, где он начал выступать в novilladas[4], пропадая каждое лето на юге Испании. В нем как будто даже больше испанской крови, чем у его матери. Затем он прошел церемонию посвящения во взрослые матадоры в Лас Вентасе, куда Мария отказалась ехать.
Виржиль посмотрел на фотографию Руиса над столиком.
— Посмотри на него, Жослин, посмотри. Я не верил, что настанет этот день в Мадриде. Но когда я увидел его там, то был восхищен, насколько он может потрясать публику, насколько он велик и талантлив. Ему так и не удалось уговорить мать смириться с этим. С тех пор он одерживал победы одну за другой, стал знаменит в Мадриде. Ничего страшного пока не произошло, но сколько будет продолжаться такое везение? И вообще, некоторые тореадоры устают уже к двадцати годам, а другие… С этим ничего нельзя поделать…
Жослин покачал головой и ничего не ответил. Он представил драму, к которой была давно готова семья Васкесов. Он почувствовал страх Марии и ее ненависть к быкам-убийцам, которых они сами и выращивали. Руис мог бы продолжить это дело…
— Ну а я, — говорил далее Виржиль, — хожу смотреть бои. Девять раз из десяти мое сердце подпрыгивает при виде этого страшного действа. Но в конце он снова и снова восхищает меня. Я ошеломлен тем, что он делает. Представь себе сына, который заставляет все твое существо содрогаться… Это несравнимо с Мигелем… — Его голос стал хриплым.
2
Селекционный отбор бычков, возрастом от двух лет, на пригодность в бою. Оставляются только самые сильные животные (исп.).