- Ого-го, если тут и есть привидения, то одно я уже вижу. Он что, за нами охотится?
Это был все тот же жидкобородый старец с сундуком-аппаратом, который только что о чем-то беседовал с личностью в маске и теперь направлялся к землянам, надтреснутым голосом приговаривая:
- Портреты, господа хорошие? Волшебные портреты?
- Давай поддержим частную инициативу, - предложил Тангалоа. - Не думаю, что это так уж подкосит наш бюджет.
Он повернулся к фотографу.
- А скоро вы сможете доставить снимки?
- К завтрашнему утру, любезный мой владыка. В труде праведном проведя всю ночь, я...
У Барнвельта возникли было возражения по нескольким поводам сразу. Но он предпочел не вмешиваться, не желая лишний раз оказываться в глазах своего беззаботного и незакомплексованного коллеги в роли эдакого прижимистого перестраховщика. К тому же это была исключительная возможность своими глазами увидеть, с чем приходилось иметь дело земным пионерам фотографии вроде Дагерра и Штейнгейля.
Добрых несколько минут фотограф наводил фокус, двигая то одну стойку треноги, то другую. Потом он вытащил небольшую плоскую чашку с приделанной снизу длинной ручкой и моток бечевки. Отрезав кусок бечевки, он закрепил его концом в зажиме внутри чашки. Затем в его руках появилась склянка, из которой он насыпал в чашку желтый порошок вроде того, что вытряс из стручков Визгаш на неудавшемся пикнике. Склянку он заткнул пробкой и убрал, удерживая чашку с порошком в горизонтальном положении. Потом достал кремневую зажигалку, которой долго щелкал у свисающего конца бечевки, пока та не зашипела и не занялась. Оказывается, это был запал.
- Пожалуйста, не шевелитесь, благородные зеры! - объявил старикашка, подступая к аппарату спереди и щелкая шторкой затвора.
Он отодвинулся в сторону и поднял чашку над головой. Тихо потрескивая, пламя поднялось по шнуру до края чашки и на мгновенье исчезло внутри.
Ф-фумп!
Зал озарила яркая вспышка, и над чашкой мгновенно вырос клубящийся гриб едкого желтого дыма. Не успел фотограф вновь обойти свой ящик и щелкнуть затвором, как послышался грохот, и все обернулись на осирианина Сишена, который испуганно вскочил на ноги, опрокинув посудину с выпивкой.
Осирианин сделал два широких шага в сторону фотографа, который уставился на него так, будто видел подобное существо впервые.
- Охе! - взвизгнул старик, подхватил фотоаппарат и пулей вылетел из таверны.
- Ну что же он так? - расстроился Сишен. - Не желал я ничего иного, кроме как попросить его и меня обслужить подобным образом, а он умчался, будто сам Дупулан гнался за ним по пятам! Непонятливый народ эти кришняне! А вы, господа, должно быть, соседи мои новые по номеру? Судя по головам вашим бритым, решил я, что вы ньямцы, а Ангур только что предупредил меня, что подселил ко мне ньямцев.
- Похоже на то, - согласился Барнвельт.
- Правда? Тогда будем надеяться, что не станете вы заявляться за полночь и утром ранним, в настроении шумном ото сна меня пробуждая. Еще увидимся, прекрасные зеры!
Когда осирианин вернулся на свое место, Барнвельт задумчиво произнес:
- Мне кажется, что этот старый сморчок тоже из людей янру.
- У тебя просто мания подозрительности! - возмутился Тангалоа. Помнишь, как нам Куштаньозо говорил: все, что выходит за рамки обычных представлений, тут же вызывает сомнения... Смотри-ка, никак наш новый дружок с рыбьей физиономией и дурными манерами?
Сквозь толпу у входа решительно проталкивался долговязый зер Гавао бад-Гарган. Заметив землян, он сразу направился к ним с воплями:
- Ба, ужель мои ньямцы! В награду за должное почтенье, кое выказали вы званью моему, милостиво дозволяю разделить со мною трапезу!
И он без спросу плюхнулся рядом с ними.
- Официант! - проревел он. - Кубок бухрена, да поживей! А где работник "Гурардены"? В смысле посыльный?
- Мы его не видели, - ответил Барнвельт и обратился к официанту: - Нам того же.
- Ну ладно, невелика потеря. Доверчивый простак, что верит в байки о волшебном могуществе землян, чтоб им всем! Лично я свободен от суеверий дурацких, среди коих числю любую болтовню про богов, духов, ведьм и силы магические. Правят всем непреклонные законы природы, даже этой Землею проклятой.
Правда, он тут же окунул палец в свою кружку, стряхнул на пол каплю напитка, вполголоса пробормотал какое-то заклинание и только потом отпил.
Барнвельт по-английски произнес:
- Следи за этим типом. Что-то он мне не нравится.
- Чего ты сказал? - тут же гаркнул Гавао. Барнвельт поспешил ответить:
- Изъяснялся я на исконном своем наречии и просил Таджди не предаваться тем злоупотреблениям неосторожным, что обошлись нам столь дорого в Хершиде.
- Впервые слышу, чтоб бойцы закаленные считались со столь бабскими предупрежденьями, но это ваше дело. На кого это ты так уставился, толстяк?
Тангалоа с ухмылкой огляделся.
- Вон на ту малютку, танцовщицу. Если мне не изменяет зрение, она вполне определенно строила мне глазки.
Барнвельт проследил направление его взгляда. Там и впрямь сидела девушка, все еще закутанная в свой многометровый покров.
- Пора нам познакомиться поближе, - решил Тангалоа. - Закажи мне десерт, Ди... Сньол.
- Эй... - только и успел промямлить Барнвельт. Ему, конечно, пришлась не по вкусу очередная затея Тангалоа, но вместе с тем он прекрасно понимал, что остановить приятеля будет трудновато. Так что он остался сидеть на месте, с несчастным видом провожая взглядом пропадающую в полутьме широкую спину коллеги, который устремился к танцовщице с амурной прытью мартовского кота.
- Ао! А вот и певица! - воскликнул Гавао, тыча куда-то пальцем. - Это Пари бад-Хорай, известная по всему побережью Садабао имитациями своими. Вот, помню, был я раз на одном постоялом дворе в Хершиде сразу с певицей, танцовщицей и акробаткой, и с тем, дабы решить...
И Гавао погрузился в изложение очередной истории о своих сексуальных подвигах.
Юная кришнянка с синеватыми волосами, свидетельствующими о принадлежности к западным расам, приволокла за собой затейливо отделанный табурет, на который в конечном счете и уселась. Костюм ее представлял собой квадратный кусок тонкой пурпурной ткани, пропущенный подмышкой и сколотый на другом плече драгоценной застежкой. Принесла она также и некий музыкальный инструмент вроде земного игрушечного ксилофона, и небольшой молоточек.