Вместе с Гизилом Барнвельт отправился в цитадель и между торчащих пик и наружных укреплений пробрался на большие галеры, в самое сердце плавучей крепости. Он повсюду видел признаки значительных повреждений, мертвых и раненых пиратов; но вместе с тем было там еще полным-полно живых и здоровых, так что Гизил в своих аргументах не так уж и уклонился от истины.
Представленный кружку собравшихся военных чинов, он повторил свое обещание.
- Конечно, всем вашим людям придется подвергнуться обыску, - добавил он при этом.
Они составили письменное соглашение относительно условий капитуляции, подписали его и отвезли на "Джунсар" на подпись адмиралам. Все это оказалось весьма занудным делом и отняло довольно много времени.
Заккомир, как всегда восторженный, но несколько спавший с лица, которое заметно потеряло эдакую раскормленную кошачью округлость, был освобожден. Барнвельт отвел его в сторонку со словами:
- Хочешь оказать мне одну услугу?
- Вся жизнь моя в вашем распоряженье, владыка Сньол!
- Тогда забудь, что пираты хотели наложить лапу на нас с Таджди. Усек?
Обыск сунгарцев с целью убедиться, что они не прихватили с собой больше денег и оружия, чем было предусмотрено договором, и погрузка их на всевозможные суда союзников заняли весь остаток дня. Поскольку бывших квирибцев, которых оказалось около половины от общего числа пиратов, ожидала ссылка, Барнвельт одолжил у сурускандского адмирала для их доставки десантный транспорт под названием "Ярс".
Королева Альванди настояла на том, чтобы его укомплектовали ее собственными людьми - мужчинами-гребцами и амазонками для присмотра за пассажирами.
- Не буду удовлетворена я до той поры, покуда от собственных девочек не услышу, что мерзавцев высадили там, откуда им и за несколько лет до Квириба не добраться! - добавила она при этом.
В красноватом вечернем свете Рокира не получившие ран экс-пираты всходили на борт "Ярса" у самого входа в канал. Их оказалось триста девяносто семь мужчин, сто двадцать три женщины и восемьдесят шесть детей, и они битком забили корабль даже без квирибских гребцов, которые отправлялись вместе с ними, чтобы привести потом галеру назад.
Ужинал Барнвельт в одиночестве: Тангалоа шатался по Сунгару, увлеченный киносъемкой. Покончив с едой, Барнвельт приказал гребцам отвезти его с "Джунсара" вниз по каналу на "Доурию Деджанаю" Альванди. До этого ему еще не приходилось бывать в личной каюте королевы, теперь изрядно прокопченной после пожара, вспыхнувшего в результате попадания сунгарской ракеты. Он чрезвычайно изумился, заслышав до боли знакомое приветствие:
- Багган! Чувой зу!
Это был, естественно, попутай Фило, прикованный цепочкой к насесту у стены. Сначала он скосил на Барнвельта один глаз, потом другой и, видно, в конце концов его признал, поскольку позволил почесать себя между перьями, Вошедшая королева Альванди заметила:
- Только мы с тобою и умеем обращаться с сим монстром. Ты неким могуществом непонятным над подобными тварями обладаешь, меня ж он попросту боится. Шарахни-ка кружечку фалату отборного - вон там, в графине. Полагаю я, что председательствовать будешь ты ныне и на собраньи, дележу добычи посвященном?
- С ужасом об этом думаю. Все хотят захапать побольше, начнется грызня... Единственно, что меня успокаивает, так это уверенность, что, скорее всего, это будет мое последнее деяние в качестве главнокомандующего.
- Нашел о чем переживать! Объяви решенье свое да кулаком покрепче по столу тресни. Лично мне лишнего не надо - хватит мне самого Сунгара да доли соответственной казны и кораблей.
- Чего-то подобного я и опасаюсь.
Она бесшабашно отмахнулась:
- Аи, ладно, не станешь наглеть, аж четвертую часть себе вытребовал, не будет и разногласий.
- Честно говоря, я вообще не собираюсь ничего себе вытребовать.
- Что?! Сдурел? Иль в том коварство некое, дабы кого-то из нас с престолу скинуть? Уж не удумал ли ты хлыща этого сотаспийского пощипать?
- Ни на минуту даже о таком не подумал! Ферриан мне весьма симпатичен.
- А причем тут симпатии, когда о политике высокой речь заходит? Без сомненья, Ферриан тоже тебе симпатизирует, что нисколько не помешает ему ремней из тебя понарезать во благо своего Сотаспе! Ну да ладно, плевать, ибо в отношенье тебя иные у меня планы.
- Что-что? - воскликнул Барнвельт, охваченный нехорошими предчувствиями, поскольку Альванди отличалась слишком большим талантом проводить свои планы в жизнь, невзирая на огонь, воду и медные трубы.
- Можешь отказываться от доли своей, ежели тебе угодно, с надменностью да любовью показной к честности, будто Абхар-деревенщина в басне народной. Смотри на дело так, словно доля твоя просто ко мне перешла. Все в дом, все в семью. Это другим немало ты мне сегодня досадил - поддался на ворья сего уговоры сунгарцев пораненных поближе к жилью высадить.
- Я как раз и пришел это обсудить, - встрепенулся Барнвельт. - С ранеными проблем нет, они у нас идут вперемешку с остальными. Но я тут подсчитал, что на "Ярсе" никак не хватит ни провизии, ни воды на всю эту уйму народа, если он пойдет туда, куда вы его посылаете. Так что надо либо рассадить их на два корабля, либо...
- Что за чушь! - рявкнула Альванди в своей обычной манере карточной дамы червей. - Ужель подумал ты хоть на мгновенье, что позволю я пакостникам сим на берег вылезти, дабы в государство мое проникнуть и низвергнуть его? Дура я, что ли?
- Это вы о чем?
- Капитан "Ярса" получил указания мои, едва только с глаз они скроются, в море покидать отступников вместе с пожитками да отродьями ихними. От язвы одно леченье - ножик острый.
- Алле! Я никогда этого не допущу!
- Чего это нашло на тебя, господин Сньол?
- Я слово дал!
- А пошел-ка ты к Хишкаку со своим словом! Ты-то кто такой, интересно? Бродяга заграничный, поставленный мною походом сим командовать, а ныне, когда дельце наше обтяпано, никакой не предводитель, а лишь один из подданых моих, с коим сделать я могу, что пожелаю! А желаю я в данном случае...
Барнвельт с ощущением, будто в горло ему крепко вцепилась какая-то ледяная рука, подскочил, расплескивая вино.
- Так вот к чему был весь этот базар насчет все в дом, все в семью?