Поскольку тут она запнулась, королева Альванди напомнила ей театральным шепотом:
- Скажи им, мол, требованье закона таково, чтоб заплатили они налоги и гадостью своей торговали подальше отсюда!
- Ладно... Гм... Однако, - продолжала Зея, - дозволено сие вам будет на двух условиях: во-первых, что не станете вы продавать означенные камни в пределах Квириба, а во-вторых, что уплатите вы с доходов предприятия вашего, представленью ревизорам нашим подлежащих, десятую долю в государственную казну квирибскую и еще десятую в пользу Матери Божественной.
- Мы согласны, - сказал Барнвельт, у которого наконец-то прорезался голос. Было довольно несложно обещать поделиться доходами от торговли камнями гвама, когда им с Тангалоа прекрасно известно, что не предвидится никаких доходов вообще.
- Пущай аванс внесут! - прошипела Альванди. - Не то как же мы получим денежки, коли их уже не достанем вместе с ихними камнями?
- Э-э... Необходимо небольшой аванс внести, - объявила Зея, - э-э... скажем, в тысячу кардов. Подходят ли вам сии условия? Все, что превысит сумму налога, возвращено вам будет.
- Нам сии условия подходят, - ответил Барнвельт после нескольких торопливых мысленных калькуляций.
- Надо было пять тыщ с них содрать! - проворчала Альванди. - Этот Сньол из Плешча завсегда пользовался репутацией...
В этот самый момент к ним довольно бесцеремонно ворвался некий круглолицый молодой кришнянин, который с порога во весь голос принялся причитать:
- Носитель дурных новостей я, о прекрасная Зея, ибо префект с дамою своей, некою хворью сраженные, не смогут к нам вечером прийти... Ой, прощу прощенья! Ужель прервал я аудиенцию неотложную и значительную?
- Достаточно значительную, - пробурчала Альванди, - чтоб задать за невоспитанное вторженье твое больше перцу тебе, чем принято по обыкновенью. В обществе нашем находятся два головореза благородных из дальних краев у нижнего полюса, где народ носит имена, кои никто иной выговорить не может, и где баня за ужасный языческий обряд почитается. Вон тот молодчик, что слева, прозывается Сньол из Плешча, а этот пузан необъятный справа откликаться изволит на варварское прозвище Таджди из Вьютра. А сей балбес юный, вторженье коего ход красноречья вашего прервало, - Заккомир бад-Гуршмани, сего трона хранитель и дочки моей знакомый.
- Генерал Сньол! - возопил Заккомир, на накрашенной физиономии которого возникло выражение неподдельного восторга. - Зер, позволите ли вы мне пожать ваш большой палец в знак величайшего к вам уважения? Давно уж слежу я за деяньями вашими с восхищеньем. Как вы тогда, с единственным крылом войска своего, на ногах коего были те доски, что служат у вас для скольженья по снегу, - по-моему, лыжами они именуются, - опрокинули и в бегство обратили жалкий сброд этого Ольнеги... Но думал узреть я вас куда как более в летах.
- В нашем роду долго живут, - грубовато ответил Барнвельт, желая в этот момент знать несколько больше о человеке, которого волей судеб был вынужден замещать. Хотя накрашенный юнец и не произвел на него особо благоприятного впечатления, восхищение того просто не имело границ.
Заккомир обратился к Зее:
- Принцесса, было бы недостойно со стороны нашей отнестись к особе столь знатной как к простому бродяге, потому лишь только, что лживый культ кангадитов изгнал его из державы, коей служил он столь славно, и стал он странником, скитающимся по планете. И раз уж префект с дамою своей занедужили, давай вместо них на вечер сих господ пригласим. Что скажешь ты?
- Замысел сей стоит обдумать, - согласилась Зея. - И как раз число игроков должное будет у нас для шанайкишахи.
- Очередной каприз! - не особо понижая голос, заявила Альванди. Сразу эдакое-то приглашенье, когда даже благопристойность гостей будущих ничем не подтверждается! Да уж ладно, пускай, поелику пригласивши, не можем отвести мы приглашенье оное в одночасье, приглашенного не обидевши. Глядишь, и более приличными людьми они окажутся, нежели местные, где все поголовно либо чудаки шумные, либо дурни скучные, а то и те, и другие сразу.
Барнвельт предполагал, что подготовка к экспедиции отнимет, как минимум, неделю, но все основные вопросы удалось решить уже к концу долгого кришнянского дня. На продажу была выставлена добрая дюжина всяких судов и суденышек: чисто парусный рыболовный бот, мореходный, но чрезвычайно неуклюжий; военная галера, которая требовала куда большего экипажа, чем земляне собирались нанять; пара изъеденных червями галош, годных разве что на дрова...
- Выбирай, приятель! - сказал Тангалоа, пуская кольца дыма. - Ты ведь у нас специалист по военно-морским вопросам.
В конце концов Барнвельт остановился на совсем крошечном суденышке с единственной мачтой, вооруженном латинским парусом, четырнадцатью веслами на одного гребца и явным запахом запустения. Однако под слоем грязи он сумел разглядеть благородные обводы и удостоверился, что дерево нигде не тронуто гнилью.
Он пристально поглядел на торговца.
- Это судно, случайно, не для контрабанды строилось?
- Верно сие, владыка Сньол. Откуда прознали вы? Люди королевы отобрали его у шайки мошенников и продали с аукциона. Купил я его в надежде получить хоть небольшой, но честный навар. Но вот уж три оборота Каррима валяется оно тут у меня на мели, ибо торговцы да рыбаки законопослушные находят его для целей своих недостаточно вместительным, в то время как для военных не отличается оно быстроходностью должной. И посему продаю я его совсем дешево... сущий подарок.
- Как оно называется?
- "Шамбор" - имя, удачу приносящее.
Однако цена, заломленная торговцем, по мнению Барнвельта, не имела ровно никакого отношения к "подарку", о котором шла речь. Основательно поторговавшись и в меру сил сбив первоначальную цену, Барнвельт купил суденышко и тут же отдал распоряжения относительно кренования, чистки, покраски и замены всех вызывающих сомнения снастей. Потом они с Тангалоа направились на биржу труда и при посредстве глашатая объявили, что им требуются моряки исключительной храбрости и преданности, поскольку, как пояснял тот наиболее непонятливым, предстоящая экспедиция связана с необыкновенными опасностями и лишениями.
После этого они заглянули в магазин подержанной одежды, где приобрели голубую униформу курьера "Межроу Гурардена". И, поскольку униформа эта единственная на весь магазин - прекрасно подошла Барнвельту, а на Тангалоа даже не налезла, было решено, что наденет ее для вторжения в Сунгар именно Барнвельт.
Управившись с обедом, они вернулись в свой номер и оделись понарядней, после чего двинулись к дворцу, который, как и большая часть Рулинди, освещался горелками с природным газом. Их проводили в покои, где уже сидели королева Альванди, принцесса Зея, Заккомир бад-Гуршмани и пузатый, с затуманенным взором кришнянин средних лет, мрачно раскладывающий доску для какой-то игры.
- Супруг мой Кай, собственной своей ненаглядной персоной, - пояснила Альванди, представляя землян под их ньямскими псевдонимами.
- Это великая честь, - воспитанно сказал Барнвельт.
- Избавьте меня от сих пустых славословий! - поморщился доур. Когда-то и я, вам подобно, вес кой-какой имел в битвах да забавах, но чего теперь о сем говорить?
- Р-р-рк! - послышался знакомый голос, и принадлежал он, конечно, сидящему в клетке Фило. Какаду позволил Барнвельту почесать себя между перьями, даже не попытавшись его цапнуть.
- Изволите ли играть вы в шанайкизахи? - продолжал король.
Барнвельт, несколько обалдев оттого, что Зея поднялась и уступила ему место, уставился на доску. Та выглядела в чем-то знакомо: в форме шестиугольника, разбитого перекрещивающимися линиями на множество треугольных полей.
- Отец! - произнесла Зея с чувством, прикуривая сигару от газового рожка. - Сколько следует твердить вам, что произносится сие "шанайкишахи"!
- Правильное название сей игры, - возразила королева Альванди, "шанайкишаки".
- Не говорите глупостей, матушка! - вскричала Зея. - Заккомир, правда ведь "шанайкишахи"?
- Что бы ни молвила ты, все это сущая правда, о наиблестящее из сокровищ Зоры!
- Подлиза! - заявила королева. - Да последнему дурню известно...