Король Кай фыркнул.
- Коли уж какое-то жалкое десятиночье ждать мне осталось, так называть я сие буду, как мне вздумается, клянусь Кунджаром!
- Раз так, значит, уж наверняка врешь, - холодно заметила королева Альванди. - И не по вкусу мне поминанье твое кровожадного божка, коего прародительницы мои праведным указом своим изгнали из сих краев навсегда! Лично я всегда говорю "шанайкишаки". А ты что скажешь, о человек из Ньямадзю?
Барнвельт поперхнулся. Чувствуя себя укротителем, которого попросили войти в клетку и разнять двух подравшихся львов, он наконец промямлил:
- Ну... гм... В моих краях сия игра известна как "шанхайские шашки".
- Во-во, как я и говорила! - обрадовалась королева. - Не cчитая, конечно, варварского твоего заморского акцента. В общем, кто желает со мной играть, для того это будет "шанайкишаки", и точка. Выбирай, и красные ходят первыми.
Она протянула кулак с фишками всех шести цветов. Красную вытащил король Кай. Печально поглядев на нее, он произнес:
- Если б на прошлом кашьо повезло бы мне так при жеребьевке, не ждал бы меня теперь столь жалкий и бесславный конец...
- Хватит каркать, акебат старый! - взвилась королева. - Изо всех консортов моих самый ты бесполезный, что в постели, что вне ее! Можно подумать, что не было у тебя в году прошедшем всей роскоши и шику, что земля наша произвести может. Давай играй! Задерживаешь!
До Барнвельта дошло, что Кай и являлся одним из тех требуемых курьезным обычаем ежегодных супругов, закат карьеры и самой жизни которого неумолимо приближался под видом фестиваля кашьо. При подобных обстоятельствах вряд ли стоило винить Кая за состояние некоторой прострации, с которым он смотрел на вещи.
- Заккомир, - возмутилась принцесса Зея, - ну кто же так ходит? Что же ты лесенку должную не выстраиваешь?
- Смотри за собственными фишками и не суй нос свой длинный в мои, милочка! - отрезал Заккомир.
- Нахал! - вскричала Зея. - Зер Сньол, ужель и ты назвал бы нос мой длинным?
- По правде говоря, я определил бы его скорее как "аристократический", вместо обыденного "длинный", - сказал Барнвельт, который давно уже украдкой присматривался к рельефным чертам лица принцессы, и потрогал свой собственный, отнюдь не отличавшийся миниатюрностью хобот.
- Как, - поразилась она, - ужель в Ньямадзю далекой нос птичий знаком высокого рожденья является? У нас так все наоборот: чем курносей, тем благородней, а посему вечно знакомые мои забаву находят в облике моем низкородном. Должно быть, следовало бы мне в ваши края студеные переехать, где волшебством обычаев общественных уродство мое разом в красоту бы превратилось.
- Уродство?! - вскричал Барнвельт и принялся было лихорадочно выдумывать какой-нибудь велеречивый комплимент, когда неожиданно встрял Заккомир:
- Поменьше кокетства дамского, мадам, и побольше к игре вниманья! Как Курди великий заметил однажды, помыслов да деяний красота переживает красоту плоти, будь последняя и не слишком соблазнительною.
- Не по вкусу и мне рассужденья столь легковесные об обычаях незыблемых, - пробурчала королева Альванди. - Сие воображаемое пред зеркалом кривлянье к лицу лишь хвастливым да глупым мужчинам, но никак не тем, кто к сильному полу себя причисляет!
Когда затюканная таким образом Зея вернулась к игре, Заккомир повернулся к Барнвельту:
- Генерал Сньол... Генера-ал!
Барнвельт, который, глядя на Зею, впал в некоторый транс, очнулся и вздрогнул.
- А? Пардон?
- Поведайте мне, зер, как подвигаются приготовленья ваши к охоте на гвамов.
- Да почти все готово. Осталась сущая ерунда: оплатить по счетам, набрать экипаж и закончить ремонт судна.
- До чего же хотелось бы мне разделить с вами сей жребий! мечтательно проговорил Заккомир. - Давно уж грезил я приключеньями...
- Дудки! - рявкнула королева. - Слишком опасно сие для личности пола твоего, и, как опекунша твоя, запрещаю я это строго! Да и не к лицу персоне, к трону приближенной, примыкать к авантюре столь сомнительной. Кай, гнусный ты мошенник, сейчас мой ход! Эх, устроить бы фестиваль чуток пораньше, чем диктуется стеченьями астрологическими!
Барнвельта даже в чем-то обрадовало подобное вмешательство королевы. Заккомир со своими напомаженными губками, может, парень и неплохой, но совсем не к чему было вмешивать в это дело посторонних, особенно если учесть, что цели экспедиции несколько отличались от официально заявленных.
- И верно, - согласился Заккомир, - опасности моря Ваандао не одолеешь с настроем фривольным. Сумей мы убедить вас обоих отказаться от предприятья своего опрометчивого, сыскалось бы вам получше занятие на службе нашей армейской, коя ныне разболталась настолько, что без крепких рук вроде ваших не навести в ней порядка.
- А что случилось? - заинтересовался Тангалоа. Королева ответила:
- Глупые мои девицы-воительницы твердят, будто мужчины не желают жениться на них по причинам всевозможным, тупоголовые. Подразделенья различные в сварах погрязли, командирши ревности ради субординацию позабыли - эх, долгая это и скорбная история. Короче, приходится мне теперь принципы свои бросить на ветер слабости человеческой и генерала нанимать мужеского полу, дабы повыбил дурь из отдельных голов пустозвонных. А поелику должность сия нашим мужчинам законом возбраняется, должна искать я командира такого в землях заморских, хоть решенье оное и с гордостью моею вразрез идет. Поняли ль вы намек мой?
Король Кай, которому в этом доме редко удавалось ввернуть словечко, неожиданно вклинился в разговор с вопросом:
- Скоро ль отправление ваше, зеры?
- Не так уж и скоро, чтоб толк тебе был! - рявкнула Альванди. - я-то вижу, откуда ветер дует, друзья мои! Задумал он соблазнить вас отплыть пораньше да его тайком прихватить под видом мешка с клубнями табида. Хочет он пробудить гнев праведный Матери-Богини, избежавши уплаты цены заслуженной за годовое правленье свое. Знайте же, зеры: лучше вам следить за каждым шагом своим достойным, ибо не далее как сегодня три смертных приговора подписала я жалким мужчинам, кои возжелали тайком удрать из государства нашего - без сомненья, для того чтоб присоединиться к разбойникам сунгарским. Что же до сего идиота моего презренного...
- Довольно, шлюха! - заорал Кай, вставая с места. - Если и осталось мне совсем немного, избавь меня, по крайней мере, от тявканья своего поганого! Пускай за меня астролог доиграет.
И он быстро вышел из комнаты.
- Старый маразматик! - взвизгнула ему в спину королева, после чего поманила лакея и велела сходить за придворным астрологом. Зее она сказала:
- Выбирай супругов помоложе, дочка. От старой рухляди вроде нынешнего родственничка нашего ни при жизни ихней удовольствия не получишь, ни когда помрут: жесткие, как подошва.
- Вы хотите сказать, что едите их? - обмер Барнвельт.
- А то! Сие традиционная часть фестиваля. Ежели не уедете к тому времени, прослежу я, чтоб достался вам кусочек посочней.
Барнвельт содрогнулся. Тангалоа, который воспринял это сообщение довольно спокойно, пробормотал что-то насчет похожих обычаев у ацтеков.
С момента ухода Кая пухлые губки Зеи были плотно сжаты. Наконец она взорвалась:
- Больше в жизни не приглашу я друзей своих на сборища наши семейные! Сии путешественники должны держать нас за варваров...
- А кто ты такая, чтоб старшим перечить? - взревела королева. - Зеры, и десятиночья не прошло, как она, что тихоню такую из себя строит, была в той шайке лоботрясов юных, кои, подстрекаемые шутом сим гороховым, братцем ее приемным, она ткнула пальцем в Заккомира, - разоблачились догола и в чем из яйца вылупились взгромоздились на фонтан центральный в парке дворцовом, скульптурную группу Панжаки из себя изображая. А как раз в ту пору прогуливалась я по парку с господином одним из Балхиба и дамою его, отпрысками рода весьма старинного. Ужель, изумились они, зрим мы новую работу скульптора великого, кою никогда еще лицезреть не сподобились? И, покуда стояла я, язык проглотивши, и гадала, уж не шуточку ли какую любимцы со мной разыгрывают, статуи оные внезапно к жизни пробудились и на нас накинулись, мокрые, грязные, с шуточками да прибауточками непристойными...