Тем временем матрос, который проделывал отверстия на нижней шкаторине, занялся тем же самым на задней, а его напарник спешно перерезал стропы, крепившие парус к рее. Потом все скопом, за исключением гребцов, навалились на рею, чтобы установить ее на место мачты. Повиснув на фале, они вздернули ее до топа старой мачты, которая временно использовалась в качестве подъемной стрелы, и завели толстым концом в пяртнерс. Высоченная рея, она же мачта, угрожающе пошатнулась, матросы на вантах заорали, но толстенный комель в конце концов встал на место с громким стуком, потрясшим все суденышко, и был незамедлительно раскреплен клиньями. Затем, перекрепив ванты на рею и понемногу отдавая фал, они опустили бывшую мачту на палубу.
Галера, треща растравленными парусами, подползала все ближе и ближе. Барнвельт услышал едва различимый оклик, долетевший против ветра.
Когда новая, более высокая мачта оказалась на месте, они привязали короткую шкаторину паруса к бывшей мачте, пропуская трос через отверстия и спирально обматывая вокруг нее, теперь призванной играть роль гика. Потом принялись крепить к бывшей рее, ныне мачте, среднюю по длине шкаторину заранее заготовленными короткими шкертиками, обхватывая ими рангоутное дерево и завязывая рифовыми узлами, так что получалось что-то вроде ряда веревочных колец. Когда все кольца были увязаны, матросы навалились на фал, поднимая парус.
- Живей, мошенники! - орал Часк. - Шевелись, шевелись!
С галеры донесся уже более громкий оклик. Оставалось только прикрепить так называемые "усы" - вилку, которая недавно соединяла мачту с реей, а теперь должна была заменить шарнир гика. Привязать ее надо было так, чтобы мачта, ныне гик, могла свободно поворачиваться, но в то же время не болталась.
На галере хлопнула катапульта. Черная точечка стремительно выросла в свинцовое ядро, которое дугой пронеслось над водой и плюхнулось в воду в паре длин весел от "Шамбора".
- Иди-ка в каюту, принцесса, - сказал Барнвельт Зее.
- Я не трусиха. Место мое...
- В каюту, кому сказано!!!
Когда он удостоверился, что она послушалась, то повернулся к Часку:
- Как думаешь, пойдет такое крепление?
- Думаю, выдержит, капитан.
Рядом что-то резко свистнуло, будто кто-то взмахнул кнутом. Барнвельт инстинктивно зажмурился. На носу галеры он увидел какого-то типа, вздымающего тяжелый самострел. Вторая стрела прожужжала еще ближе.
Однако казавшаяся нескончаемой работа по перевооружению "Шамбора", похоже, была завершена.
- Крепи фал! - крикнул Часк.
Парус безвольно повис, лениво похлопывая. Сейчас и должно было решиться, имел ли замысел Барнвельта право на жизнь. Ему совсем не понравилась чрезмерная гибкость новой мачты, но отступать было уже поздно. Он взлетел по ступенькам на ют и выхватил румпель из рук рулевого.
Вновь глухо щелкнула катапульта. Снаряд пронесся мимо Барнвельта, чиркнул по палубе и с треском оторвал кусок левого фальшборта. Гребцы пригнулись, вразнобой задирая весла, когда он прогремел у них над головами. Нос галеры, облепленный людьми, маячил уже совсем близко.
Барнвельт резко положил длинный румпель на правый борт. "Шамбор" послушно отозвался, нос его покатился влево. Ветер разом разгладил складки на парусе и наполнил его. Как только парус забрал ветер, "Шамбор" резко накренился, принимая воду в левые весельные порты и вновь сбивая с ритма гребцов, но тут же выпрямился, как только Барнвельт слегка отработал рулем назад.
Жужжание арбалетных стрел время от времени перемежалось упругими хлопками, когда они насквозь пробивали туго натянутый парус. Со своего места Барнвельт углядел в нем уже две небольшие дырочки. "Только б они не начали рваться! - подумал он. - Парус и так непонятно на чем держится со всеми этими нашими дырками без люверсов!"
Часк, расставив по местам матросов, поднялся на ют и встал рядом. Вскоре он заметил:
- Чудится мне, что отрываемся мы, зер!
Барнвельт отвел взгляд от паруса, чтобы торопливо оглянуться на галеру. Да, она и впрямь чуть-чуть уменьшилась... или он просто принимает желаемое за действительное?
Вновь послышался звук сработавшей катапульты. Барнвельт краем глаза заметил пролетающее совсем рядом ядро. Устремилось оно прямиком в мачту. Не хватало еще, чтобы все пошло насмарку из-за одного удачного выстрела!
Снаряд почти слился с мачтой... и миновал ее в каком-то волосе, с треском стукнувшись о крышу каюты и отскочив в море. За ним опять последовал посвист арбалетных стрел, одна из которых вонзилась в дерево рядом с рулевым и осталась торчать под острым углом.
- Перешли они к навесной стрельбе, ибо прямой наводкою в нас уже не попасть, - заметил Часк. - Еще мгновенье, и ускользнем мы от обстрела окончательно.
Следующий выпущенный из катапульты снаряд плюхнулся уже за кормой "Шамбора". Мало-помалу они вырывались вперед. Барнвельт, все еще натянутый, как струна, бросил взгляд назад. На галере, сочтя одну греблю недостаточной, опять возились с парусами.
Однако с каждой минутой становилось все более очевидным, что "Шамбор" под управлением Барнвельта, рука которого не отрывалась от румпеля, а взгляд - от паруса, дабы выжать из новой оснастки все возможные градусы крутизны, идет по меньшей мере на румб ближе к ветру, чем его преследователи. Таким образом, суда оказались на расходящихся курсах. Через некоторое время галера оказалась на траверзе "Шамбора", но слишком далеко вниз по ветру, чтобы представлять какую-то опасность.
Барнвельт дождался, пока галера не показала свой профиль целиком, после чего резко переложил руль. Ни секунды не медля, "Шамбор" перевалил на другой галс. Галера стала быстро уменьшаться в размерах, поскольку теперь они с ней вообще шли в разные стороны. Барнвельт видел лихорадочную суету на палубе галеры, но к тому времени, как латинские паруса удалось перестроить на другой галс, она была уже слишком далеко, чтобы разглядеть подробности.
Когда солнце поднялось повыше, галера отстала настолько, что провалилась за горизонт по самые весла. Однако кто предполагал, что преследователи в бессильном гневе уберутся домой, тот был весьма разочарован. Неспособная поспеть за быстрыми и короткими поворотами Барнвельта, галера продолжала упорно брести за ними на веслах.
На "Шамборе" тоже не бросили грести, хотя Барнвельт передал распоряжение сократить число гребцов до восьми, чтобы оставшиеся отдохнули. Ему показалось, что события последнего часа вновь несколько подняли его в глазах экипажа.
Только теперь он почувствовал, насколько проголодался. За эти сумасшедшие сутки он практически ничего не ел, и его животное "я" начало заявлять по этому поводу бурные протесты. Он передал румпель Часку и направился в носовую каюту, рассчитывая перекусить в компании Зеи.
- О капитан! - послышался вдруг чей-то голос, и перед ним выросли трое матросов, в числе которых, естественно, находился и неугомонный Занзир.
- Да?
- Когда дадут нам воду, зер? - вопросил Занзир. - Мы помираем от жажды!
- Следующую порцию получите в полдень.
- Но мы хотим сейчас, капитан. Иначе мы не можем грести. Вы ведь не откажете нам, верно?
- Я уже сказал, - рассердился Барнвельт, повышая голос, - что воду вы получите только в полдень. И когда вам в следующий раз вздумается ко мне обратиться, попросите сначала разрешения у Часка.
- Но, капитан...
- Хватит! - зарычал Барнвельт, бешенство которого еще больше подогревалось осознанием того факта, что развал дисциплины частично вызван его собственными просчетами. Он устремился дальше, слыша позади бормотание, из которого уловил лишь отдельные слова: "...ишь, император какой выискался..."
- Что печалит капитана моего? - поинтересовалась Зея. - Вид у тебя кислый, как у Карара, когда надул его король Ишка!
- Сейчас все будет в порядке, - заверил Барнвельт, плюхаясь на рундук. - Не соберешь ли чего пожрать, подруга? - (Это, конечно, была далеко не лучшая форма обращения к коронованной особе, но он слишком устал и вымотался, чтобы такие мелочи его особо заботили.) - То есть если ты, конечно, чего-то соображаешь в стряпне.
- А почему бы и нет? - отозвалась она, роясь в шкафу.