- Вообще-то, следовало бы теперь шагать дальше на север, но давай-ка лучше присядем - может, поймаем какой транспорт.
Он воткнул топор в землю и тяжело опустился под деревом, прислонившись спиной к стволу. Зея плюхнулась по соседству и тут же положила ему голову на плечо. Он лениво пробормотал:
- У нас, вроде, еще ягоды остались?
Девушка положила на колени свою матросскую шапочку, которую они использовали в качестве мешка. Барнвельт принялся выуживать из нее ягоды, которые по очереди отправлял в рот то себе, то ей.
Одну он внимательно осмотрел и выбросил, заметив:
- От таких у нас живот уже болел. Представляешь, какой мы закатим пир, когда доберемся до города?
- О, еще как представляю! Сперва чудесный печеный унха, обложенный табидом, с тунистом во рту, да полная плошка соусу бетунного...
- И гроздочка этих желтеньких как-их-там-зовут на десерт, и большой кувшин фалатского вина...
- Только не мишдахского фалата - он слишком жидкий, а ходжурского, особенно урожая года Екия...
- Вот про екиев не стоит! Все, что мне от них было надо, я уже получил. Потом буханочку бадра, чтоб вымакать соус...
Она подняла голову.
- Ну и молодчик! Сидит, считай, с коронованною девицей на руках и не может думать ни о чем, кроме утробы своей ненасытной!
- А сама-то что?
- Что это в виду ты имеешь?
- Нет лучшего блюстителя для добродетели, нежели воздержание от пищи. Будь у меня силы, недолго бы ты оставалась девицей!
- Хвастун! Даже тут вопрос пропитанья ввернуть ухитрился! Я-то помню, сколько яств ты тогда проглотил на "Шамборе", и гляжу, что сказанья о прожорливости народа вашего просто-таки бледнеют пред действительностью!
- Между прочим, у нас очень холодно, - заметил Барнвельт.
- Но сейчас-то тебе не холодно?
- И потом мы, по крайней мере, питаемся нормальной здоровой пищей, а не отработанными мужьями.
- Кашьо не трапеза, балда, а торжественная церемония...
- Я это уже слышал, но по-прежнему считаю, что это ставит вас на одну доску с хвостатыми обитателями Фоссандерана.
- Наглый придира! - вскричала она, отвешивая ему шлепок слабый, чтобы показать, что это не всерьез.
- А потом, - продолжал он, - что-то я не пойму, каким образом вы ухитряетесь сохранять династию, если всякий раз, когда консорт замечает смотрящую на него королеву, ему не ясно, то ли страсть горит у нее в глазах, то ли она просто высматривает кусочек посмачнее. Такая семейная обстановка лишит присутствия духа даже сексуального гиганта!
- Наверное, мужчин наших не так легко мужских достоинств их лишить, нежели тех, что в выстуженной местности вашей обитают! Квирибец истинный и при смерти кавалером остается галантным, а ньямца подержишь на ягодах с ракушками каких-то три дня...
- Четыре!
- Ну, четыре дня, и слепцом становится он бесчувственным ко всему, помимо еды.
- Да ладно! Ты сама ничуть не меньше меня мечтаешь о еде - вон сколько всего нафантазировала!
- А вот и нет! Тем более что твое пиршество воображаемое превысило мое, как Зора гору Сабуши превышает!
- И как ты думаешь это доказать?
- Принцессе коронованной нет нужды утвержденья свои доказывать! Одного лишь слова ее вполне довольно!
- Да ну? Тогда тебе, пожалуй, следует изучить несколько новых обычаев.
- Вроде того земного, именуемого "поцелуй", коему обучил ты меня? Пожалуй, потребно мне еще в забаве сей поупражняться...
Через некоторое время Барнвельт заметил:
- Боюсь, что я не настолько близок к истощению, как думал.
- Вот как? И не думай нарушить древние обычаи квирибские, иначе познакомишься с приемами потасовочными, коим воительниц наших обучают в палестрах!.. Часом не таскаешь ли ты камень гвамовый в кармане?
Барнвельт переменил положение.
- Нет, обычно я полагаюсь исключительно на свое природное обаяние. Во всяком случае, я сомневаюсь, что такой камень дает мужчине власть над женщинами, как янру делает это наоборот. По-моему, желаемое просто выдается за действительное.
- И все ж поощряешь ты сие суеверие, охотясь за монстром морским ради камней его.
- А кто я такой, чтобы опрокидывать веками сложившиеся представления? У меня и так было вполне достаточно заморочек дома, в Ньямадзю, когда я пытался просветить людей относительно некоторых совершенно ясных и очевидных вещей. А что касается твоих воительниц, по-моему, у тебя уже есть опыт, который убедительно подтверждает: комплектовать армию женщинами пусть даже весьма мужественными, если такое вообще возможно - попросту непрактично.
- По какой это такой причине? - поинтересовалась она.
- Хотя бы по такой, что мужчины крупнее. Если бы тут была планета, где женщины в десять раз здоровей мужчин, было бы совсем другое дело.
- Не очень-то справедливо было то со стороны Варзаи - несоответствие такое учинить.
- Конечно, если ты во всем привыкла винить богов.
- А если не богов, то кого?
- Все зависит от того, во что ты в таких случаях веришь.
- Ужель не воспринимаешь ты богов серьезно?
- Не-а. Я считаю, что какие-то вещи просто случаются, и все тут.
- Неудивительно, что кангадиты возжелали умертвить тебя за ересь!
- Конечно, неудивительно. Удивительно то, что Квириб до сих пор не схавал какой-нибудь могущественный сосед, при таком-то раскладе!
- Королевы наши испокон веку предотвращали войны дипломатией искусной и интригами коварными, природные богатства наши используя, дабы одного врага на другого натравливать.
- Все это замечательно, но как-нибудь придет к тебе крепкий парень и скажет: "Дерись или сдавайся!" - и больше выбирать тебе будет не из чего.
- Ежели поставишь ты меня пред выбором столь мрачным, о нигилист надменный, можешь не сомневаться - буду я драться!
- Ну уж нет. Чтобы добиться своего, я лучше пущу в ход дипломатию искусную и интриги коварные, о которых ты только что толковала. Вот, к примеру...
- Нахал! - воскликнула она, как только вновь обрела способность говорить. - О, ужель не останешься ты в Рулинди, дабы вечно играть со мною в игру эту радостную?
- Хм! Это будет от многого зависеть.
- От чего? А потом, приказываю я...
- Если твоя маманя отречется от престола, твоему консорту наверняка это не понравится.
- Пусть хоть вякнуть попробует! Мое слово - закон.
- И все-таки вряд ли окружающие одобрят такую фамильярность.
- Хорошо, а разве не можешь ты и его обучить искусству сему? Или же, что еще лучше, самому стать первым моим консортом?
- Боги всемилостивые, только не это! Уж не думаешь ли ты, что я мечтаю закончить свои дни в вашей жертвенной духовке? Она была явно удивлена и немного обижена.
- Чести такой многие бы позавидовали. Струсил?
- Чертовски верно подмечено! Ты мне, конечно, очень нравишься, но не настолько же!
- Да ну? Ну и грубияны же вы, ньямцы!
- К тому же, у меня все равно нет на это права.
- Сие можно было бы устроить, - тут же откликнулась Зея.
- А я думал, что супруга королеве выбирают большинством голосов.
- Сие тоже препятствие не великое. В выборах оных все далеко не так, как публике широкой представляется.
- Да, я что-то такое слышал. Но я по-прежнему не намереваюсь провести год в роли дамского комнатного эшунчика и потом отправиться на плаху. Ты можешь представить, чтобы твой любимый герой Карар делал такие вещи?
- Н-нет, только...
- Все это слишком напоминает мне одних жуков в моих краях - они называются богомолы, - у которых самка поедает самца в ходе совокупления.
Глаза ее наполнились слезами.
- Ты сказал, я тебе нравлюсь, и мы с тобой действительно одной породы, за исключеньем внешних различий мнимых...
- Я правду сказал, - ответил он и прервался, дабы показать ей некоторые новые приемы так полюбившейся ей игры. - Черт, да я просто по уши в тебя влюблен. Но...
- Я тоже тебя люблю.
- Как мужчину или как бифштекс? Ох!