Три Пункта склонился над моим рисунком, посмотрел, вздохнул, забрал гранки и убежал, застучав по лестнице сапогами, в типографию.
IV. Капни ей в душку
— Все ты, старый чорт, наврал, — говорил Три Пункта Чернову, — никакого в ней чорта нет.
— Ой?
— Да. Хочешь, я докажу тебе ее устройство? Отопри.
В наборной не было никого. Чернов отомкнул клетку, где стояли линотипы. Старик и мальчик забрались на скамеечку линотипа. Три Пункта вызвал из магазина букву, приподнял крышку за разборным механизмом и долго втолковывал старику, показывая, что буква падает всегда в одно и то же отделение магазина, срываясь со скалки. Чернов дивился, говорил:
— Так-так-так! Вон оно что! Ах ты, мать честная!
Но, видимо, не хотел или не мог понять того, что теперь казалось Трем Пунктам ясным и простым. Одно только понял Чернов:
— Это, значит, самая ее душка и есть? Так-так-так! Деликатно сделано. Деликатно! Ты чего, же, просись в ученики на машинный набор, парень, — ты вон до чего дошел. А то ведь я слыхал, в ведомости тебе расчет выписали, — говорил Чернов, навешивая замок на запор клетки наборных машин. — Вот беда: куда я ключ девал?
— В карман клал, я видал, — сказал Три Пункта.
— Нету в кармане. Дивны дела..
Чернов шарил в карманах, прошел между машин, заглянул под реалы, — отодвинул стол, — ключа не было.
Три Пункта сбегал в контору. Чернов; оказался прав: четверо мальчишек — среди них Три Пункта — были объявлены в тот день к расчету.
Как пошабашила машинная смена, Чернов позвал Три Пункта.
— Погоди, пока все уйдут. Иль нет: ты уходи, а потом вернись. Я тебе одну вещь скажу про машину.
— Ладно.
Чернов полил пол из лейки и стал подметать опустелую наборную. Три Пункта скоро вернулся. Чернов оставил метлу, пошарил в своем темном углу, шурша макулатурой[17], достал аптечный пузырек, полный чем-то маслянистым, и, показав его Трем. Пунктам, прошептал:
— Возьми! Капни ей в самую душку.
— Что это?
— Купоросное масло! Облей там сверху-то, где показывал мне. В самую ее душеньку!
Три Пункта побелел. Губы его задрожали. Он хотел что-то сказать, и только шевелились губы.
Чернов совал в руки мальчишке бутылку с серной кислотой и шептал:
— Да ты не бойся. Ключ-то я потерял. Сказал, в конторе — ключ, мол, я от клетки утерял. Ну? Ты спрячься, что ли где, а я тебя как будто и, не видел.
Три Пункта плюнул трижды в бороду Чернова. Тяжело дыша, ждал, что будет.
Старик утерся клетчатым сарпинковым платком и, вздохнув, сказал:
— Придется в контору нам с тобой итти.
— Зачем?
— Да должен я, или нет, сообщить, что я тебя пымал. Скажу: «В кармане у Петра, в пиджаке на вешалке, пузырек с купоросным маслом нашел». Спросят: «А зачем ему?» Скажу: «Да злобится он что-то на машины. А уж чего хотел сделать, — я не знаю. А ключ-то я от клетки потерял!» — «А може он у тебя и ключ украл?» — спросит Петр Львович. «Мысленное дело! — скажу. — Раз пузырек, то и ключ».
Слезы брызнули из глаз Петьки. Он повернулся бежать и крикнул:
— Я сам на тебя докажу!..
Выбежал в коридор и опомнился: хоть и шпик Чернов, а уж очень противно быть доказчиком. Юркнул Петр Три Пункта за бочки с тертой сажей, притаился. Чернов, что-то бормоча, вышел через открытую настежь дверь наборной на двор и, посмотрев из-под руки, закричал:
— Я тебе докажу, собачий сын!
Петька выбрался потихоньку из-за бочек и проскользнул назад, в наборную. Дверь в клетку была открыта. Три Пункта, вбежал туда и спрятался за ящиком. Скоро Три Пункта услыхал шарканье ног Чернова по асфальтовому полу. Старик вернулся, затворил дверь клетки, повесил замок, вынул из кармана ключ, замкнул дверь и, что-то бормоча, ушел. Три Пункта слышал, как затворилась дверь на двор, загремел засов. В мастерской темно и тихо. Чуть рассветает. Из крана четко капает вода. Отбивает маятник. В макулатуре шуршат, пищат, возятся и шлепаются, прыгая на пол, крысы. На соборной колокольне ударил колокол к заутрене. Три Пункта заглянул в окно на двор. Чернов стоял у двери, сняв картуз, смотрел на небо и крестился; потом он накрылся, постоял, понурив голову, пошел было, вернулся к двери, потоптался…