Но в тот день, бессознательно отвечая несущейся на меня угрозе, я, наверное, призвал больше сил, чем мне было нужно, куда больше, чем прежде, хотя превосходство льва было не столь подавляющим, как могло показаться. От удара тяжелой палицы из зеленой оливы по его вытянутой вперед лапе, голове и плечу лев отлетел в сторону, не закончив прыжка, почти под прямым углом. Словно я сбил в полете большое насекомое. Он рухнул наземь ярдах в десяти от меня, прокатился по земле еще ярдов пять и упал, раскинув лапы. Его тело содрогалось в ужасных конвульсиях, постепенно переходивших в случайное подрагивание.
Мое оружие пережило сокрушительный удар, хотя сила его, пройдя через мое тело, заставила уйти мою правую, опорную, ногу на несколько дюймов в жесткую сухую землю. Но ни моя пятка, ни какая другая часть тела не была повреждена, даже синяков не было. Сила струилась во мне, изливалась из какого-то чудесного источника, текла по костям и мускулам, коже и жилам, мгновенно превращая мое не столь могучее тело в сталь, защищая его так же успешно, как разрушала она чужие тела.
Осторожно, слегка испуганный своим успехом, я подошел ко льву, подняв палицу. Но было легко заметить, что второй удар не понадобится. Золотистая шкура была по-прежнему невредима, но мой единственный удар внес страшный хаос во все, что было внутри. Казалось, что простертое на земле тело вообще лишено костей. Один глаз вылетел из глазницы, оставив черную зияющую дыру, темная кровь струилась из клыкастой пасти, собираясь в лужицу на голой земле.
Послышался топот ног, и, задыхаясь, ко мне подбежал Энкид. Он в благоговейном ужасе стоял рядом, шепотом поминая своим полудетским голоском богов и демонов.
– Я это видел! Но никто не поверит, – добавил он мгновением позже.
Я огляделся по сторонам и увидел, что остальные подростки только-только появились на вершине небольшого холма в двух сотнях ярдов от нас.
– Поверят, если мы покажем им шкуру, – сказал я.
Мы достали ножи и приступили к свежеванию чудовищно изломанной, почти лишенной костей туши. Точнее, попытались освежевать. Наши ножи причиняли шкуре не больше вреда, чем мои стрелы.
Чуть позже мне в голову пришла блестящая мысль – возможно, собственные клыки и когти чудовища помогут нам содрать с него шкуру. Вскоре мы обнаружили, что когти этой чудовищной кошки – мерзкая штука. Их покрывала вонючая грязь, оставшаяся от гниющего мяса. Что бы там ни было, когти помогли нам. Хотя работа все равно шла тяжело, она была уже выполнимой. Постепенно к нам подошли и другие пастухи. Они стояли, с трудом веря своим глазам, – лев был мертв.
Вскоре я понял, что лучше довести дело до конца в нашем лагере. Я одним движением закинул тушу себе на плечо и пошел прочь.
Остальные пастухи последовали за нами. Через четверть часа они, нарушив тяжелое молчание, вдруг стали безудержно осыпать меня похвалами и советовать, как лучше выделать шкуру.
Двое сказали, что кое-что знают про это.
– Мы просто растянем ее на солнце на некоторое время, – и сразу же бросились за деревом, чтобы сделать распялку.
– Видишь? – Энкид пнул ногой изуродованную мертвую голову. – Ты можешь сделать из челюстей подобие шлема. И смотреть через раскрытую пасть.
– Да неудобно, – ответил я. Так и оказалось, когда я наконец попытался это сделать. Но тогда у меня были другие заботы, куда более важные.
Позднее, когда прошли месяцы и годы, широко разошлись легенды о том, что я с того дня ходил в шкуре льва. Я и правда пытался некоторое время ее носить, но от плохо выделанной шкуры жутко воняло, да и другие неудобства были. Несчастная шкура прожила в легендах намного дольше, чем на самом деле. Я довольно скоро выбросил ее, и мне было совершенно наплевать, подберет ли ее кто-нибудь или нет.
Глава 4
Гость
Естественно, вопросы продолжали сыпаться на меня градом. Я что-то ворчал, а Энкид придумывал все новые ответы. Сначала я сказал правду – я ударил льва, и тот сдох. Единственной бедой было то, что никто в это не верил. Ладно, пускай. Мне и не очень-то хотелось, чтобы настоящая правда всплыла наружу. Не могу же я все время держать в тайне мою невероятную силу, но лучше пусть это станет известно попозже.
Никто из пастухов и правда не видел, как я убил зверя, хотя некоторых озадачил звук, который они услышали из-за холма. Это был короткий мощный удар, прокатившийся по окрестным холмам, как раскат грома. Наверное, это был удар моей палицы.
– Его что, молнией убило? – приставал ко мне один совершенно голый парнишка.
– Нет. – Я в нескольких словах рассказал ему чистую правду о том, как я убил льва, причем так, чтобы ему было понятно.