Историки относят зарождение психологии как науки к 1879 г., когда Уильям Джеймс открыл лабораторию в Гарварде, а Вильгельм Вундт – в Лейпциге. За прошедшие с тех пор 135 лет психологи наблюдали за детским поведением, вероятно, каждый божий день. Однако то, как они применяли свои идеи в воспитании собственных чад, никто всерьез не изучал. Делая такое заявление, я немного волнуюсь, но, похоже, действительно нет никаких эмпирических исследований о том, какими родителями были великие психологи. Этой темы касаются некоторые мемуаристы, но воспоминания всегда субъективны. Например, Мартин Фрейд в книге «Отраженная слава» (Reflected Glory) рассказал об отце с почтением, а Эдриан Лэйнг в биографии своего отца Р. Д. Лэйнга – совсем наоборот. Натали Роджерс вспомнила об отце в нескольких интервью. Дебора Скиннер Бузан и ее сестра Джулия Варгас написали о своем отце Берресе Скиннере; обе считают его замечательным родителем и опровергают раздающиеся в адрес психолога обвинения, будто он якобы держал их в так называемом «ящике Скиннера», словно крыс или голубей, которых так любят бихевиористы. «Коробка Энни» (Annie's Box) Рэндолла Кейнса, посвященная короткой жизни дочери Чарльза Дарвина, – также семейная книга: ее написал праправнук автора «Происхождения видов». Праправнучка Дарвина поэтесса Рут Пэйдел сочинила о знаменитом предке несколько стихотворений.
Отсутствие работ, анализирующих родительское поведение знатоков человеческих душ, возможно, имеет печальное объяснение. Дети многих психологов вели беспутную жизнь, яростно критиковали педагогические методы отцов и матерей; некоторые из них выдвигали теории, противоположные родительским. Сэр Ричард Боулби, сын Джона Боулби, основоположника теории привязанности, полагал, что сама идея этой книги отдает «нездоровым любопытством» – выражение, которое он использовал во время нашего неприятного телефонного разговора. Книги по психологии нечасто так характеризуют.
Многим психологам и психоаналитикам были, мягко говоря, чужды условности в общении с детьми. Один из первых психоаналитиков, принцесса Мари Бонапарт, правнучатая племянница Наполеона и тетка герцога Эдинбургского, интересовалась у Фрейда, не стоит ли ей переспать с собственным сыном, поскольку многочисленные любовники ее не удовлетворяли (большинство не оправдавших ожиданий поклонников принцессы были французскими политиками.) Она полагала, что «эдипов оргазм» может спасти положение. Консервативный Фрейд отсоветовал ей нарушать табу кровосмешения. Принцесса послушалась и, что еще более примечательно, не стала настаивать, чтобы сын прошел курс психоанализа.
Фрейд и Мелани Кляйн подвергали психоанализу своих детей. Сегодня это было бы недопустимо, да и на заре психоанализа считалось не вполне подобающим. Фрейд скрывал, что проводил сеансы с дочерью Анной; курс, проведенный Мелани Кляйн с дочерью Мелиттой, не увенчался успехом: они не виделись последние 20 лет жизни Мелани, и, как говорилось выше, Мелитта восприняла день смерти матери как праздник.
Были и менее драматичные эпизоды. Дочь основателя гуманистической психотерапии Карла Роджерса Натали упрекала отца в равнодушии, жестокости к жене и пристрастии к водке, которой от него разило за версту. Эдриану Лэйнгу приходилось вызволять пьяного родителя из полицейского участка. Один психолог, попросивший меня не называть его имени, рассказал, что его дед, тоже выдающийся психолог, разорвал отношения с некоторыми членами семьи. Когда мой собеседник предложил деду посмотреть на новорожденного внука, тот ответил, что в этом нет необходимости. Стоит ли говорить, что этот психолог написал знаменитую книгу о детях?
Полагаю, чтобы понять, как великие психологи воспитывали своих детей, надо попытаться вникнуть в обстоятельства их собственного детства. Многие психологи считают необходимым поведать о своем прошлом и пополняют такими рассказами, например, серию «История психологии в автобиографиях». Одни из них мало говорят о своих ранних годах, но другие осознают, что воспитание повлияло как на их выбор профессии, так и на взаимоотношения со своими отпрысками.