Незнакомка сняла очки, показывая желтоватые глаза с вертикальным зрачком. Её облик как будто мерцал, и сквозь него проглядывало что-то дикое, первозданное. Змеиное.
– Апоп.
– Как я тебе?
– Хочешь убить меня?
Она вздохнула, возвращая очки на место:
– В убийстве тебя моё естественное стремление. Но я могу его контролировать. Пока Кронос не приказывает.
– А он может?
– Конечно. Но я не знаю, что за планы у Кроноса. Меня послал не он. Передай Персефоне, что её сестра хочет с ней поговорить. В Подземном мире, в их комнате. Это важно.
По крайней мере, точно не ловушка: Геката может проникнуть в Подземный мир, но никто больше. Даже Кронос. И уж точно не чудовища.
Апоп медлила. Вздохнула так, что в этом вздохе отражался тысячелетний сон:
– Мне кажется, если я тебя убью, то обрету цельность. Ты ведь тоже стремишься к цельности? Вдруг для этого тебе нужно всего лишь умереть?
Она явно не собиралась делать этого сейчас и зашагала прочь. Амон смотрел ей вслед, не зная, ему удивляться или недоумевать. Интересно, а чудовищам своего пантеона он приказывать не может?
Неясная, пока ещё не сформировавшаяся мысль появилась в мозгу Амона. Он старательно её обдумывал, когда Анубис сунул ему в руку стаканчик кофе.
– Это кто? – спросил он. – Одна из твоих пассий по «Тиндеру»?
– Не-а. Апоп.
Анубис поперхнулся кофе, ошеломлённо посмотрел на друга. И Амон видел, как невольно сжалась в кулак рука Анубиса.
– Она…
– Она странная, но не пыталась меня убить, если ты об этом.
Амон отпил кофе, пытаясь додумать мысль.
– Пошли!
– Куда?
– Домой! И побыстрее. Я знаю, как вернуть Сета. Может получиться.
Кофе так и остался недопитым, они бросили стаканчики в ближайшую урну. Вопросов Анубис не задавал, а когда они вернулись в гостиную, Амону уже не терпелось попробовать.
Он приблизился к лежащему Сету, несколько псов подняли головы и недовольно заворчали, но Амон не обратил внимания.
Он позволил своей сущности и силе растечься по комнате, заполнить каждый кусочек пространства, коснуться замерших богов, поглотить мебель, стекать по стенам и окнам. Мягкий солнечный свет и тепло, способное как согревать, так и испепелять, иссушать, оставляя потрескавшуюся плоть.
Он всегда Амон-Ра.
Он всегда мог приказывать.
– Вернись.
Он тащил его божественную сущность, заставлял тело принять её, Амону казалось, почти получается, но потом что-то срывалось, и он пробовал снова.
– Вернись, Сет!
Амон ощутил, что сердце в лежащем перед ним теле снова начинает биться, но поверил, когда Сет сделал несколько судорожных вдохов, сел, ругаясь сквозь зубы и потирая шею. Анубис рядом рассмеялся открыто, искренне.
– Теперь можно и кофе сварить, – довольно заявил Амон, приглушая силу, позволяя ей снова сиять в нём самом.
5
Персефона слышит, как поют кости, скрытые под землёй.
Персефона видит, как прорастают цветы сквозь разлагающиеся трупы.
Персефона ощущает, как под кончиками пальцев возникают фиолетовые искры и складываются в ростки.
Персефона чувствует на губах вкус крови и терпких гранатов.
Персефона улавливает запах асфоделей и пыли, в которую со временем превращаются кости.
Она – начало и конец, жизнь, свёрнутая в коконе смерти.
Богиня весны и королева Подземного мира.
Персефона хорошо понимала Анубиса.
Те вещи, которые даже Гадесу сложно осознать. Он король Подземного мира слишком давно, фиолетовые искры и сумрачные поля стали его собственными плотью и костями. Гадес создал Подземный мир.
Персефона пришла позже. Гадес разделил своё царство с ней, в каждой смертной жизни она легко вспоминала прошлое и снова ступала босыми ступнями по лепесткам асфоделей, касалась руками пепельных камней и вслушивалась в негромкий шелест Стикса и Леты.
В этот раз всё иначе. Она вспомнила – но гораздо позже. Когда уже укоренилось восприятие Софи, девочки, которая видела богов, но всё ещё не могла поверить, что ей нужно думать вовсе не о поступлении в колледж.
Давным-давно Амон внезапно появился на пороге их дома и с восторгом начал рассказывать о фотографии. Впрочем, Амон неизменно говорил с бурными эмоциями. Персефона помнила, что одежда того времени ему не шла, зато он показал новое приобретение, фотоаппарат, и мультиэкспозицию, когда на одном кадре одновременно отпечатывалось несколько картинок.
Сейчас Персефона ощущала себя примерно как те зернистые кадры в сепии. Её память о прошедших тысячах лет вернулась в полном объёме, но вместе с нею осталось и восприятие девушки Софи, которая в обычной человеческой жизни встретила богов.